– Лирика, – отмахнулся Лужин. – Пускай этот ваш Гонта работает. Больше, чем тамошняя милиция знает, им, сами понимаете, и не надо знать. Как только Гонта вычислит банду, подключайте наших бойцов. Милицию побоку, дело УМГБ забирает себе. Надеюсь, все образуется за несколько ближайших дней.

– Я тоже надеюсь.

– Вот и славно. – Лужин взглянул на часы. – Война войной, а обед по расписанию. Не присоединитесь к нам?

– Обязательно! Нам теперь всем надо хорошо питаться!

…Подполковник Коваль счел излишним посвящать майора Лужина в то, что уже успел запросить из Москвы справку о майоре Гонте.

Когда узнал, где тот воевал, внутри шевельнулось что-то тревожное. Словно отголосок далекого эха давно ушедших событий. Коваль никогда не успокаивался, получая подобные сигналы. Для понимания, откуда слышен звон, хватило одной ночи. Поспал подполковник недолго, открыл глаза еще затемно в полной уверенности: а ведь некоего капитана разведки полка, особый отдел которого возглавлял его младший товарищ и надежный друг Василий Вдовин, допрашивали в связи с гибелью того в бою.

Тогда проверяли версию о нападении диверсантов. Потому подключили только-только образованный СМЕРШ[30]. Потом диверсанты отпали, но докладные, составленные смершевцами, Коваль тогда запросил. Сотруднику особого отдела фронта не отказали, он их внимательно изучил – и за что-то странное зацепился.

Потом появились другие, более важные дела.

Но теперь сомнения двухгодичной давности напомнили о себе, когда в поле зрения Коваля неожиданно попал не просто майор Гонта – тот самый Гонта, гвардии капитан, к которому Вася Вдовин проявил профессиональный интерес.

А потом погиб в том же бою, в котором предмет его интереса, Дмитрий Гонта, геройски уцелел. Отбившись от немцев без единой царапины.

Подполковник Коваль не спешил вводить майора Лужина в курс своих не пойми откуда взявшихся подозрений. Пока достаточно сделать повторный запрос в Москву.

Он знал, кто и как поможет получить материалы дела, которое сотрудники СМЕРШа завели два года назад.

Черниговская область, Бахмач

– Дурак ты, Хомич! Институт кончал, свыня, а все равно дурачок! Чего лыбишься? Я вообще беспризорник был! А в детдоме плохо учился! Со мной учителя воевать перестали! Знаю буквы – и ладно! Я газеты только для раскурки и растопки понимаю, сечешь? Но даже я знаю, Хомич: вот это вот называется го-бе-лен! И его, дурня ты кусок, на стену вешают! Не ковер, смекаешь?

Если рыхлый, испуганный, обливающийся потом толстяк и собирался что-то промямлить в свое оправдание, Костя Дубовик не оставлял ему такой возможности. Каждое сказанное слово вбивал в приоткрытый рот своей жертве, словно припечатывал.

Кулаком.

Хотя с этим было сложнее: полноценного кулака Костя сжать не мог ни правой, ни левой рукой. На левой не хватало указательного пальца. Верхние фаланги среднего и безымянного тоже пришлось отнять. На правой в госпитале удалось сохранить все, лишь на месте мизинца торчал обрубок.

Военврач считал чудом, что саперу удалось сохранить обе руки. Дубовик в чудеса не верил, ему больше нравилось им самим придуманное объяснение: мол, сапер ошибается один раз, но и повезти ему однажды тоже может.

Так или иначе, с оружием Костя даже покалеченными руками научился управляться ловко. Когда явился прошлой весной устраиваться в милицию, Гонта сперва сильно засомневался.

Да, согласился начальник, война не закончилась, в тылу бандитизм, работы навалом, недокомплект. Однако не до такой же степени, чтобы брать на оперативную работу комиссованного, у которого, извините, полторы руки.

Тогда старший сержант Дубовик не обиделся. Просто попросил Дмитрия дать ему пистолет и автомат, вывезти за город, в лес, а там товарищ майор все увидит.

Вернувшись обратно в управление в компании уже довольного собой фронтовика, которого по уму следовало бы считать инвалидом, Гонта впервые за долгое время растерялся. Впрочем, это состояние майор быстро преодолел, приняв от Кости заявление и поставив на довольствие.

Дубовик был одним из трех оперативников, формально числившихся в отделе уголовного розыска. На самом же деле четкого разделения обязанностей у сотрудников отдела милиции города Бахмача и Бахмачского района не было. И в ближайшем будущем не предвиделось. Милиция занималась всем, от грабежей до пьяных драк. Конечно, такое положение дел невероятно утомляло. Поэтому, когда Гонта велел бросить все силы розыска на расследование громкого бандитского нападения, сотрудники не скрывали облегчения.

Каждый понимал – передышка временная. Вычислив банду, придется уступить место МГБ, о чем Гонта сразу и честно предупредил.

Среди оперативников, как и вообще среди вверенного ему личного состава, не было никого с опытом работы в органах. Однако они взяли бандитский след довольно быстро, лишний раз убедив Дмитрия: вот что получается, если упорно двигаться в одном направлении, а не распыляться по мелочам.

Героем дня Гонта по праву считал именно Дубовика.

Это ведь Костя вычислил, где находится «французский гобелен ручной работы с изображением льва и львицы перед спариванием». Именно с таким описанием он значился под номером двадцать шесть в полученном от начальника УМГБ списке похищенных ценностей.

Всего там было указано сорок три позиции, и оставалось полагаться на цепкую память вчерашних фронтовиков. Ведь самих предметов никто из них, включая Гонту, в глаза не видел. А некоторые названия вообще не поддавались разгадке. К примеру, Дмитрий хоть и служил в милиции раньше, не готов был, глядя на ювелирное изделие, ответить, диадема перед ним или нет. Между тем в перечне трофеев значились даже две диадемы.

Поэтому Гонта решил чуть позже особо отметить Костю. Как именно – придумается. Пока же он вместе с остальными стоял и молча наблюдал, как Дубовик ловко и агрессивно работает с подозреваемым.

Звали того Лев Карпович Хомич. Навела на след Люська Молдаванка, по паспорту – Людмила Леонидовна Топорчук, получившая прозвище благодаря факту своего рождения в Бессарабии. Каким ветром занесло двадцатилетнюю девушку аж в Бахмач, никого из ее знакомых мужчин не интересовало. Их больше волновала сама Люська из парикмахерской, которая вела достаточно свободный образ жизни. Делить койку Молдаванка предпочитала не с мелкой шушерой. Призналась как-то в доверительном разговоре: одно время терлась возле уголовников, больше не хочет. Теперь предпочитала держаться мужчин серьезных. Как вот Лев Хомич, ответственный работник ОРСа[31].