«Я взрослая, – сказала я себе. – Я уже взрослая, черт меня подери!»

Оторвавшись от двери и путаясь в длинном платье, я начала подниматься по ступенькам на второй этаж. Как вдруг, остановившись на середине лестницы и внезапно потеряв равновесие, едва не грохнулась.

Ниша была на месте. Черная урна тоже.

Склонив свою прекрасную голову, на меня смотрел Анубис. Стоявшая перед ним чаша с вином была пуста.

Бог принял мой дар.

Лепестки роз увяли. Высохли. Словно их кто-то высосал.

– Бред какой-то. – Плечо болело. – Мне нужно поймать убийцу. Убийцу, который использует глифы пожирателя, чтобы чертить магические круги церемониалов. Мне не нужны встречи с призраками…

Но встреча с призраком Джафримеля – это все же лучше, чем тоска по нему.

– Это ты говоришь со мной?

Черная урна насмешливо смотрела на меня.

– Пожалуйста, скажи, что это ты.

Разумеется, ответа не последовало. Ничего, кроме потоков жаркого воздуха и легкого покачивания статуэтки Анубиса, словно бог хотел привлечь к себе внимание.

Я взглянула ему в глаза. Что это – галлюцинации или он в самом деле слегка улыбается?

– Я скучаю по тебе.

Я сказала это богу. Голос срывался, я задыхалась. Я не лгала. Как это было здорово – меня постоянно кто-то защищал, поддерживал, подбадривал. Как мне сейчас этого не хватает! Бог смерти – самый страшный бог. Его боятся даже нихтврены.

Даже демоны.

Наверное, поэтому я и стала некроманткой. Беспомощная, закованная в ошейник девчонка с высоким коэффициентом Мейтсона, благодаря ему взятая под опеку Гегемонией, сирота, попавшая в «Риггер-холл», где ребенок либо находил себе защитника, либо был обречен.

Смерть – лучший защитник. В то время я не боялась смерти; я знала, что умереть для меня было все равно, что упасть в объятия возлюбленного.

Целыми месяцами я мучительно ждала окончания очередного дня, занимаясь то одним делом, то другим, двигаясь словно сомнамбула. Я томилась от тоски, поджидая очередной прогулки с Льюисом, но я становилась старше, и он уже не мог приходить ко мне так часто, как мне бы хотелось. У меня оставались только книги.

По ночам я зажигала фонарик и читала под одеялом все, что приносил мне Льюис. Когда читать больше не было сил, и глаза закрывались сами собой, я погружалась в огненно-синий транс смерти.

Это меня и спасло. Я была избранной – и благодаря Льюису и его книгам, и благодаря смерти, которая меня выбрала. После гибели Роанны я полностью ушла в себя, постепенно научившись быть самодостаточной и жить, словно внутри прочной раковины. У меня были только книги и этот голубой свет, который, проникая в самое сердце, придавал мне сил. Так я смогла выжить.

Я не пропустила ни одного занятия по теории магии и не провалила ни одного экзамена по классике. Я стала одной из лучших учениц школы, переняв от Льюиса его любовь к знаниям.

Но что важнее всего – я уже не сомневалась, что смогу выжить. Лью дал мне самое главное для ребенка чувство: понимание того, что его любят. И хотя в школе по-прежнему практиковались жестокие наказания, некоторые из наших учителей были настоящими педагогами, мастерами своего дела. У «Риггера» было одно достоинство – там меня научили контролировать свои способности, научили разбираться в людях, дали возможность почувствовать свою силу.

И всегда, всегда рядом со мной находилась смерть.

Я была еще слишком мала, чтобы входить в ее голубой хрустальный зал или приближаться к мосту, но я чувствовала на себе внимание моего бога, оно давало мне силу, не позволяя впасть в ступор или превратиться в дергающегося невротика, как происходило с остальными детьми. Иногда, даже во время самого жестокого наказания, я закрывала глаза и видела голубой свет, языки синего огня и, чувствуя на себе взгляд бога, моего бога, твердила себе, что буду сильной.

И я выжила.

Когда же Мирович погиб, расследование закончилось, а школу закрыли, я решила поступать в Академию. Но для этого полагалось сначала пройти Испытание, мучительный экзамен для тех, кто собирался стать аккредитованным некромантом, когда психику человека проверяли весьма необычным и жутким способом. Как можно встретиться со смертью? Только когда ты мертв. Мы же, некроманты, встречаемся с ней постоянно, и, значит, каждый раз как бы умираем. Впрочем, у меня было одно маленькое преимущество: перед Испытанием я не сомневалась, что пройду его успешно. А когда все закончилось, и я быстренько закрасила несколько седых волос, чтобы выглядеть как настоящая некромантка, я покинула школу, дав себе слово никогда туда не возвращаться. И не вернулась. Вперед, только вперед, не оглядываясь.

И все же я не раз задавала себе вопрос: вперед, но куда? Ответа на него я не знаю до сих пор. Знаю только одно: я никогда не поверну назад.

Да, но ведь есть Кристабель, которая просит меня вернуться.

– «Риггер-холл», – сказала я, глядя в глаза статуэтке. – Я же поклялась туда не возвращаться.

«Ты должна это сделать». Глаза бога, равнодушные и безжалостные, смотрели в самую душу. У смерти нет любимчиков – она всех любит одинаково. «Если не можешь убежать – дерись; если не можешь драться – терпи». От этих слов бога – даже не слов, а мыслей, которые отозвались в моем сознании, – по телу пробежала сильная дрожь, даже колени подогнулись. На первом уроке в школе на меня надели железный ошейник. Так нас приучали к терпению и послушанию. Потом это повторялось снова и снова. Позднее, когда я уже начала думать, что не выберусь из школы живой, где-то в самой глубине моего сознания прозвучал тоненький, как ниточка, голосок, который сказал: «Ты выживешь». Так и получилось.

Меня считали склонной к суициду, сумасшедшей дикаркой, а также жаждущей славы задавакой. Не думаю, что так было на самом деле; просто я всегда знала: я выживу. Был во мне какой-то прочный, несгибаемый стержень, который не давал мне сломаться даже в самые страшные дни. Если чего-то боишься, лучше встретиться с этим лицом к лицу, чем все время дрожать от страха. Если тебя пугает смерть, значит, иди ей навстречу, продвигаясь все дальше в глубь голубого света, прямо в ее объятия, иди до тех пор, пока не перестанешь бояться, и тогда тебе станет легче.

Мне нечего было бояться. Я сохранила свою честь. Я ни разу не нарушила своего обещания, никого не предала. Моя честь осталась незапятнанной.

Защитные энергетические линии задрожали – к дому подъехал Джейс, кажется на слике, пулей проскочив через сад; наверное, не хочет, чтобы его видели, или скрывается от репортеров. Вот он прошел защитное поле и уже стоит перед дверью.

Я дошла до предпоследней ступеньки лестницы, когда внезапно меня начало трясти, и я, почувствовав сильную слабость, с размаху рухнула на ступеньки. Когда Джейс открыл дверь, я сидела, прислонившись к перилам, подтянув ноги к груди.