— А Мишка Угольник разве еврей? — не понял Гайдук.

— Да, уже давно. С тех пор как сеструха его за пейсатого вышла и укатила в Израиль. Он нашему миру теперь как бы должен. О чем это я? Ах да. В общем, нам плевать, кто ты такой, какой национальности. Ну, не совсем чтобы плевать, но с пониманием относимся. Против нас — сдохнешь. Не вмешиваешься — живи. За нас — лучший соратник и брат.

Они сидели в километре от городской черты, на берегу петляющей речки Ведянки. По обрыву проходила грунтовая дорога, на которой Коряка бросил свой джип. Местечко было живописным, девственно чистым, безлюдным. Журчал перекат, играли юркие рыбки. Лохматые ивы клонили головы к воде.

Это местечко Коряка, видимо, знал, уверенно спустился к реке, расстелил какую-то тряпку. Про шашлык он, разумеется, наврал, но закуску купить удосужился. Остап разложил на разовые тарелки помидоры, сало, холодные драники из магазина, грубо настрогал буженину, разложил сверху грязными руками и начал есть, облизывая пальцы. Потом он спохватился, вынул из баула пластиковые стаканы.

— Ну, давай за приезд. — Коряка ловким жестом факира выудил из баула бутылку «Хортицы», подбросил на руке. — Это тебе не российская подделка, настоящий продукт, зацени. — Он свернул пробку и начал булькать в стаканы.

Сергей покосился на джип, зависший над обрывом.

Коряка перехватил его взгляд, засмеялся и заявил:

— Да не грузись, здесь только так и ездят… ну, те, кому можно. По-другому не получается. Нам с тобой можно, забей. Держи. — Он сунул Сергею стакан, подцепил двумя пальцами шмат мяса.

Гайдук только пригубил, а Коряка махнул до дна, сыто облизнулся, сделал мечтательную физиономию и только после этого закусил.

— Предложение у меня к тебе, Сергей, — деловито заявил Остап, вытер жирные руки о штанины и без промедления налил по второй. — Ты не сачкуй, пей, кому говорю. Ну, давай. Слава нации, смерть врагам!

Они снова чокнулись, Сергей опять пригубил. С каждой минутой он мрачнел все больше. Находиться в компании бывшего дружка становилось невыносимо. Противно, гадко было на душе. Хотелось быстрее все это закончить, больше никогда его не видеть и оставить кропотливым исследователям актуальный вопрос: почему власть и злоба так меняют людей?

— Предложение, значит, — прочавкал Коряка. — Я тут все хорошенько обдумал, взвесил. Ты, конечно, для многих не самая желательная фигура, но это фигня. Смотри, как говорится, выше. Предлагаю тебе вступить в нашу организацию «Возрождение и Порядок». Согласен? Небольшой испытательный срок, проверка, и ты в рядах. Эта штука, знаешь ли, посильнее КПСС будет. — Остап самодовольно гоготнул и пристально посмотрел в глаза собеседнику.

— Ты не шутишь? — удивился Сергей.

— Ага, заинтересовался, — обрадовался Коряка. — Докладываю, брат. Это тебе не хухры-мухры. Организация разветвленная, исповедует украинский национализм. Отделения по всей стране, люди в них трудятся серьезные, планов громадье. Раньше мы были правыми экстремистами, а теперь вполне приличные люди. Майдан был отличным поводом для начала национальной революции. Она уже идет, уверяю тебя. Мы разделаемся со всеми врагами, внутренними и внешними, и получим мощное украинское государство с системой полного национального народовластия. Мы уже предъявляем властям свои требования, формируем добровольческие батальоны, которые успешно воюют на Донбассе. Хватит, пора выходить в публичную политику и общественную жизнь. К черту киевских предателей, мы их скоро скинем. Вот здесь у нас все будут!.. — Коряка стиснул кулак и побагровел — как и в прежние времена, он пьянел довольно быстро. — Из наших батальонов уже формируется добровольческий корпус. Он будет пострашнее дивизии СС «Галичина», уверяю тебя. Присоединяйся к нам, Серега. Власть у нас не какая-то мифическая, а самая что ни на есть реальная, сильная. Все руководство города на нашей стороне. В Сичеславе сидит Колмогорский. Пусть он олигарх, но постоянно снабжает нас бабками.

Сергей практически не слушал этот бред. Он насторожился лишь при слове «Сичеслав». Кажется, так ярые националисты величают Днепропетровск.

— Только мы, Серега, болеем душой за нашу страну и точно знаем, каким путем ее вести. Народ за нас, он уже расшевеливается. Мощная армия под националистическим стягом!.. Вот помяни мое слово, не пройдет и двух месяцев, как мы заасфальтируем весь Донбасс, а через полгода погоним кацапов из Крыма. Это же не народ, не население, а быдло низкосортное! Их убивать надо без жалости, а остальные тогда и не пикнут! — Коряка разлил, жадно выпил. — Так что, Серега, согласен? Оформляем кандидатом, членские взносы минимальные, назначаем испытательный срок. Делов-то — на пару «экшенов» съездить. Мы как раз собираемся в компании с милицией прижать одного производственника в Сичеславе. Его завод выпускает литиевые батареи, и есть слушок о связях данного типа с террористами. Можем на тебя рассчитывать?

— А с Петром Соенко что будет? — мрачно спросил Сергей. — Только не говори, что не знаешь, как Гладышев его бизнес уводит.

— Ах да. — Коряка удрученно почесал затылок. — Он же типа родственник твой. Не парься, договоримся с Гладышем.

«Хотел бы я посмотреть на это», — подумал Сергей.

— А училка-то наша еще самого прикольного не знает. — Коряка снова потянулся к бутылке. — А мы уже выяснили. Отпрыск ее, которого в армию забрали, в Сичеславе в госпитале лежит. Написал матери, что легкое ранение, а у самого ноги напрочь отрезаны. Обидно!.. Их отделение попало под свою же бомбежку. Всех насмерть посекло, а ему только ноги оторвало. Пытался с собой покончить, но откачали. За правое дело пострадал. Жалко. А вот второго, Павла Ткаченко, даже и нет. Продался сепарам, воевал против наших парней. Луганск окружать начали, он жену с годовалым ублюдком в машину посадил, которая через гуманитарный коридор шла в Московию. А сам с ходу в бой — ну, успел там чего-то матушке чиркнуть. Из боя не вышел, снарядом накрыло, голову оторвало. Да и не жалко, все равно кочан. Семейство до границы не доехало, под обстрел попало. Две машины не успели проскочить. Жену на куски разорвало, но туда ей и дорога. Так что, братишка, подумал над моим предложением?

Он поднял голову. В глазах мелькнуло беспокойство, но ясным пониманием не обернулось. Просвистел кулак и вдребезги разбил носовой хрящ. Коряка навзничь повалился на тряпку, упала бутылка, водка тонкой струйкой потекла на землю. Остап захрипел. Сбежавшие зрачки пытались вернуться на свои места. Рожа сделалась пунцовой от боли.

— Серега, ты что творишь? — с усилием выдавил он. — Ты же, падла, ответишь! Мы же мать твою на мелкие кусочки…

А вот про мать он зря. Сергей не стал бы продолжать, заставил бы себя. Но от этих слов его голова загорелась еще больше. Воистину, когда Бог хочет наказать, Он лишает разума!

Гайдук прорычал что-то страшное, нечеловеческое и с кулаками бросился на стонущего подонка! Он лупцевал его как боксерскую грушу, не оставляя живого места на физиономии. Голова Коряки дергалась то влево, то вправо.

Он остановился, когда Остап перестал шевелиться. Сергей тупо посмотрел на то, что наделал, пришел в себя, и волосы зашевелились на его голове. Теперь ему не отвертеться, как в прошлые разы. Люди видели, как он садился в машину к Коряке, ехали через полгорода, были на заправке.