— Я не доверяю информации, полученной от Дэя. Хочу, чтобы кто-нибудь, не связанный с центром Мейнарда или с «Мед-индексом», проверил резервные копии записей. Я точно знаю, что резервные копии делаются ежедневно и хранятся в течение месяца. Где-то еще хранятся записи за несколько дней, на них показано первоначальное значение дозы. Я хочу, чтобы вы попросили Хана заморозить резервные копии записей на день госпитализации Чайлдса. А потом я хочу, чтобы была проведена независимая экспертиза этих записей.

Джилл снова глотнула и промокнула губы салфеткой.

— Я не собираюсь делать ничего подобного.

Тайлер почувствовал, как сводит судорогой челюсть.

— Почему нет?

С тяжелым вздохом она отвернулась, потом снова взглянула на него и спросила:

— Кто-нибудь, кроме вас, видел цифру передозировки?

В голове у Тайлера прозвенел тревожный сигнал. Он вспомнил о Мишель.

— А почему вы спрашиваете?

— Просто хочу знать, есть ли у вас свидетели. А почему я не должна об этом спрашивать?

— Мне не нравится ваш тон. Вы как будто намекаете, что я все придумал.

— А почему бы вам просто не ответить на вопрос, вместо того чтобы уклоняться он него, разыгрывая праведное негодование? В чем проблема, Тайлер?

Внутренне чувство подсказывало ему: она знает нечто такое, чего не знает он.

— Ее видела доктор Лоуренс, анестезиолог. — Тайлер внимательно следил за лицом Джилл.

Та пренебрежительно отмахнулась:

— Лоуренс Алабийский? Лесбиянка без члена? Ха! Ни один человек в здравом уме не примет ее всерьез.

— Почему нет?

— Да потому. Тайлер, у нее испытательный срок за сексуальные домогательства, и она из-за этого зла как черт. Она бы с радостью затеяла скандал по любому поводу. — Джилл с явным отвращением покачала головой. — Кто-нибудь еще может подтвердить ваши слова?

Она явно не знала, что Мишель мертва. А если знала, виртуозно это скрывала. Нет, решил Тайлер, она ничего не знает.

— Джим Дэй. Хотя при сложившихся обстоятельствах…

— Тогда позвольте открыть вам один секрет. Мне не следовало этого делать, но я считаю, вы должны это знать. И запомните: говорю вам как другу. — Джилл помолчала. — Вчера, после нашей встречи с Ханом, я пошла повидаться с Дэем. Попросила его проверить поле данных на предмет следов изменения. Оказывается, были две попытки изменить данные, но обе оказались безуспешными.

Желудок Тайлера проделал двойное сальто.

— А можно было проследить, чьи это были попытки?

Ее взгляд стал суровым.

— Вы же знаете ответ, Тайлер. Зачем спрашиваете?

— Нет, не знаю. Что показывает поле?

— Вы сами пытались изменить значение на следующий день после госпитализации Ларри Чайлдса.

Страх и гнев закипели в его груди.

— Давайте притормозим на минутку. С какой стати мне это делать? Должна же быть причина!

— Да будет вам, вы же умный человек. Могу с ходу выдать вам кучу мотиваций, в основном финансовых. Я посмотрела ваше досье, Тайлер. Когда вам было десять, ваши родители развелись. Ваша мать требовала опеки над вами, но вы предпочли жить с отцом. Тот мог бы оплатить ваше образование, но он считал, что человек должен сам вытаскивать себя за волосы из болота. В результате вам пришлось оплачивать образование самому — студенческими займами. Только вы начали выбираться из долговой ямы, как у вас начались, — пальцами обеих рук Джилл изобразила кавычки, — «другие проблемы». Поэтому после разговора с мистером Дэем я спросила себя: какие причины могли побудить доктора Мэтьюса попытаться изменить поле данных? Знаете, каковы две основные причины для криминальных действий? — Не успел он ответить, как Джилл продолжила: — Деньги и секс. Но, сколько ни старалась, я не смогла увидеть в этом деле сексуальной подоплеки. Поэтому я сказала себе: «Ага, деньги!» Тогда я попросила Юсефа Хана покопаться в вашем прошлом. И знаете, что он нашел? На ваше имя есть счет у Чарльза Шваба.[30]А знаете, что еще? На этом счету акции только одной компании. И — мамочки мои! — что же это за компания? Вы правильно угадали: «Прогноз». И это не простые акции, а десять тысяч опционов.[31]Вот это я понимаю. Вот так финансовый рычаг. Как вы это объясните, Тайлер?

Тайлер вскочил и наклонился над столом. При этом его лицо оказалось всего в нескольких дюймах от лица Джилл.

— Это чушь. Кто-то меня подставляет.

— Чушь? — Джилл вытащила из стопки листок и положила на стол перед Тайлером: — Вот это чушь?!

Тайлер взял листок. Договор с компанией Чарльза Шваба, его имя и адрес указаны правильно. Как и говорила Джилл, единственным указанным владением являлись фьючерсные акции «Прогноза» сроком до декабря.

— В настоящий момент эти опционы пусты, — продолжала Джилл. — Но если удастся дискредитировать «Мед-индекс», подсунуть комитету ОКАУЗ компромат, способный повлиять на его рекомендацию… что ж, тогда эти опционы будут стоить кругленькую сумму.

— Где вы это взяли? — спросил Тайлер, взяв бумагу.

— Как я уже сказала, у Юсефа Хана.

Он сложил листок.

— Ну, значит, сможете сделать у него копию.

Может ли Фергюсон выяснить, кто открыл счет? Вероятно, да.

У Тайлера засигналил пейджер. Он проверил и увидел пометку «Срочно». Его вызывали в отделение неотложной помощи.

Джон Браун, врач «неотложки», вызвавший Тайлера по пейджеру, сказал, понизив голос:

— Я надеялся перехватить вас раньше, чем вы туда пошли.

Они стояли во врачебной рабочей зоне — столы у трех стен, четыре компьютерных терминала, три телефона и четыре легких кресла на колесиках, два из которых были заняты докторами в больничных робах. Не желая писать от руки, те что-то набирали на клавиатуре и щелкали «мышками». Здесь всегда почему-то было слишком жарко и пахло потом, будто не работала вентиляции.

— Есть проблема?

— Честно говоря, да. Он пациент Роланда Роули, и, хотя неврология не моя специальность, мне кажется, на этот раз Роланд проехал прямиком мимо кассы. Он не хотел, чтобы я вас приглашал, но я настоял.

«Везет же мне. Опять попал в зону боевых действий».

— А в чем проблема? Вы что-то говорили насчет пациента с расширенным зрачком. Если это так, вы правильно поступили, вызвав меня. Тут никаких проблем быть не должно.