— Кто потерял маленького ребенка? В хвостовом отсеке рядом с кабинками туалета находится маленький ребенок. Пожалуйста, заберите его! — при этих словах молодая мамаша вскочила со своего кресла и опрометью бросилась в хвост самолета. Все расхохотались.

Мы с Мудзу беспрестанно звонили друг другу по сотовому.

— Я все еще здесь, — сообщала я.

— Выпей водички, это поможет. Или почитай журнал, — советовал он.

— А вдруг с самолетом что-нибудь случится? Тебе нужно было меня проводить до аэропорта. Ты совершенно равнодушен ко мне… — с горечью укоряла я.

— Не нужно ничего придумывать. Ничего страшного не случится. Увидимся в Аргентине. Все будет хорошо, детка.

Остров Путо. Осень.

Мало-помалу листва на березах, тополях и кленах, которыми густо поросли окрестные горные склоны, стала окрашиваться в осенние, все более яркие тона. В холодных лучах осеннего солнца пропитанные росой ярко-красные листья по утрам казались багровыми. Алые солнечные блики скользили по блестящей темно-зеленой нефритовой глади моря. Весь остров дышал умиротворением и в то же время был полон жизни.

По утрам я в ленивой задумчивости любовалась океаном или допоздна валялась в постели с книжкой. Каждой книге, что я прочла там, было несколько сотен лет: «Записки у изголовья», «Сон в красном тереме», поэзия эпох династий Тан и Сун. А вечером после нехитрого ужина в ресторанчике гостиницы я бродила по пляжу, а затем отправлялась в Храм благодатного дождя к Учителю — тому самому старому монаху, который помнил мое рождение в монастыре и мое буддистское имя «Мудрость».

Учитель, которого звали «Созерцателем первозданной природы», в течение примерно получаса выслушивал различные истории из моей жизни и мне казалось, я вижу, как они бесследно растворяются в воздухе легковесными струйками дыма.

Учителю был сто один год. Как сказали бы в Китае, мосты, которые он пересек на своем веку, гораздо длиннее, чем все дороги, которые я проехала за целую жизнь. Он никогда не был ни в Америке, ни в Европе, ни в Японии. Но из этих и многих других стран к нему на остров Путо стекались буддистские послушники.

Большую часть столетия Созерцатель первозданной природы прожил отшельником на этом острове. Время неумолимо утекало, но он оставался здесь. Он постиг перевоплощения необъятной вселенной. Всю жизнь он с радостью творил добро и делился с ближним всем, что имел. Жители острова любили, глубоко уважали и почитали его. О нем ходили легенды. Одно из преданий гласило, что во время страшного голода 1961 года все монахи с трудом наскребли полкило сырого белого риса, чтобы он мог сварить себе сытный обед. Когда на следующее утро у него спросили, вкусный ли был рис, он ответил: «Не знаю. Я отдал его старой женщине, живущей по соседству».

Как утверждают старожилы острова, Учитель родился в почтенной шанхайской семье и в молодости прославился выдающимися интеллектуальными способностями. Он хорошо разбирался в музыке, отлично играл в го, прекрасно рисовал и владел искусством каллиграфии — словом, был настоящим гуманитарием — и к тому же очень любил путешествовать. Он проплыл почти по всем рекам страны и поднялся на каждую гору в Китае. Но, добравшись на маленьком паромчике до острова Путо и ступив на него, был покорен первозданной, девственной чистотой и святостью этого места и сразу решил стать буддистским монахом, выбрав Храм благодатного дождя. И с тех пор ни разу не покидал острова.

Было время, когда я считала, что кочевая жизнь требует большого мужества. Но теперь, став старше, я поняла: найти постоянную обитель и остаться в ней на всю жизнь — вот подлинное мужество.

На лице у Созерцателя первозданной природы всегда было подобие тихой, задумчивой улыбки, хотя в действительности он был серьезен. Он бодрствовал, но окружающим казался дремлющим. Он смотрел на людей взглядом, преисполненным теплоты, мудрости и благожелательности. Говорил рассудительно и неспешно, но не слишком медленно. В присутствии этого добросердечного старца меня охватывал благоговейный трепет. Иногда, изливая ему душу, повествуя о моих прошлых бедах, я вдруг ловила его умиротворенный взгляд и на какое-то мгновение переставала ощущать грань между моим внутренним и окружающим миром… И в такие моменты мне нечего было сказать.

Я постепенно начала постигать всю парадоксальность наших бесед. Как только я исповедовалась учителю, поведав ему о снедавшей меня тревоге, делилась с ним мучительными воспоминаниями, все они тут же улетучивались, покидая ставшее вдруг легким и невесомым тело, становились далекими и словно чужими, превращались в пепел. И посреди этого пепла я достигала состояния отстраненности, кармы и благодати.

Я вспомнила рассказ Мудзу о том, как он повсюду следовал за своим Учителем в его странствиях изо дня в день, как в полном безмолвии сидел рядом с ним под деревом или медитировал на берегу реки. Сейчас я ощущала нечто подобное. Во время третьей встречи с Учителем за полчаса я не промолвила почти ни слова. Меня согревало тепло его улыбки, а мудрый взгляд вселял покой в смятенную душу. И это обоюдное безмолвие порождало удивительное чувство доверия и защищенности.

Когда я в четвертый раз пришла засвидетельствовать свое почтение Учителю, он сказал нечто, имеющее для меня поистине великое значение. По его словам, существующее в мире страдание в любом его проявлении — это порождение невежества. Чтобы преодолеть невежество, необходимо обрести правильный взгляд на мир, научиться медитировать, действовать и сострадать. А сострадание — основа верного восприятия действительности, медитации и действия. Нужно проявлять сострадание к другим, но еще больше — к себе самому, ибо тот, кто не любит себя, не способен любить других людей.

Это не любовь в общепринятом смысле слова. Любовь, о которой говорил Учитель, — плод мудрости, непредвзятого, объективного восприятия. Чтобы обрести подобную мудрость, необходимо научиться любить в себе те свойства и чувства, которые принято считать отрицательными: гнев, страх, ревность, одержимость. Согласно традиционному буддистскому учению, то, что мы привыкли воспринимать как недостатки, и то, что считаем достоинствами — смелость, доброта, понимание, — два неразрывных начала бытия, неотделимые друг от друга свойства человеческой души. Они существуют лишь в органичном единстве.

Если хорошие, добрые чувства, например, любовь, в вашем представлении уподобляются садовым цветам, то отрицательные — сорнякам в том же саду. И чтобы в вашей жизни было больше цветов, нужно научиться пропалывать сорняки, делать из них удобрения и на этом перегное выращивать новые нежные цветы.

Некоторые полагают, что их нравственный долг — постоянно искоренять злые, отрицательные чувства в своем сердце, а из головы изгонять дурные мысли. Но это неверно. Страдание, скорбь и несчастье — не есть зло. Они неотъемлемая часть жизни. Человеку нужно лишь преобразовать их, направив во благо себе и окружающим.