— Вам, конечно, виднее… — осторожно сказал поручик. — Но мне бы следовало доложиться начальству…

— В чем загвоздка? — пожала плечами Элвиг. — Это можно сделать прямо из комнат.

— Ах да… Эти ваши зеркала? Значит, это действует не только во дворце?

— Это действует даже меж континентами, — сказала Элвиг буднично, как о чем-то несущественном. — Идемте?

Поручик слез с коня. Появились лакеи в вишневых ливреях и проворно приняли у них поводья. Они направились к парадному входу. Музыка зазвучала громче. Должно быть, все уже было решено неприметными — потому что к ним без единого вопроса, расточая поклоны и улыбки, направился осанистый ливрейный служитель, явно повыше рангом, нежели лакеи — не зря у него на плечах красовались какие-то золотые орнаменты — и, почтительно прижав к сердцу левую руку, повел к широкой лестнице. Роскошь повсюду царила несказанная, но после императорского дворца, которому эти нумера и в подметки не годились, поручик чувствовал себя гораздо более уверенно. Пока они чинно поднимались на третий этаж и шли по широкому коридору, навстречу несколько раз попадались благородные господа, в том числе и женщины. Вот, значит, как выглядит здесь сугубо женская одежда — пышные юбки, расшитые золотом и самоцветами корсажи, довольно смело декольтированные, оставлявшие обнаженными руки и плечи, сияние драгоценностей, белоснежные пышные кружева… Как подметил поручик, встречные смотрели на мужское платье Элвиг без малейшего удивления, следовательно, никаких нарушений здешнего этикета тут не было.

Раззолоченный метрдотель или как его там с поклоном распахнул перед ними резную дверь и остался снаружи. Оказавшись в роскошной прихожей, Элвиг непринужденно сняла пояс с кобурами, перевязь с кинжалом, швырнула на золоченый столик в углу:

— Снимайте оружие, благородный Аркади, и располагайтесь без церемоний. Спешить некуда, мы можем отдохнуть, а ужин скоро принесут… Вы хотите, не откладывая, связаться с вашим начальством?

— Да, если возможно…

— Сразу видно, что вы крайне дисциплинированный, — смешливо покосилась на него Элвиг. — А вот у меня с дисциплиной обстоит не лучшим образом, за что я регулярно подвергаюсь разносам… Идемте.

За дверью справа оказалась небольшая уютная гостиная со столом и креслами посередине, мягким диваном и столиком, на котором красовалась в точности такая же пара «зеркал», как в императорском дворце — большим и маленьким, в таких же вычурных рамах, с металлическими досками, покрытыми квадратиками с цифрами и буквами. Элвиг ловко, привычно, пробежалась по ним пальцами в драгоценных перстнях, и зеркало осветилось изнутри. На сей раз поручик уже не отшатнулся, когда оттуда, как живой, разве что размером наполовину меньше от настоящего, глянул полковник Стахеев — в расстегнутом мундире, с видом домашним и умиротворенным, настолько, что поручика вновь посетили игривые мысли касаемо досуга отца-командира. Интересно, состоит ли он в супружестве?

Элвиг деликатно вышла, плотно прикрыв дверь. Поручик кратко изложил обстановку, в детали не вдавался, просто упомянул о некоторых успехах, а потом про то, что по служебной необходимости вынужден ночевать в гостинице.

— Ну разумеется, Аркадий Петрович, — ничуть не удивившись, сказал Стахеев. — Тут для вас все равно нет неотложных дел. Хвалю. Получается, что вы один из нас заняты служебными надобностями, а мы прохлаждаемся… Разумеется, оставайтесь.

И зеркало погасло, превратившись в овал матового стекла. Поручик встал, приотворил дверь. Элвиг глянула вопросительно.

— Я вот что сейчас подумал… — сказал он чуть смущенно. — Это мои комнаты или ваши? Нужно же как-то устраиваться…

Глядя на него со слегка загадочным выражением, Элвиг чуть заметно улыбнулась:

— Так получилось, что это наши комнаты. Гостиница переполнена, скоро будет большой бал, и все имеющие доступ ко двору съехались заранее. Вас что-то напрягает? Успокойтесь, моя репутация от этого ничуть не пострадает, а уж ваша тем более… Ничего, здесь столько помещений, что мы можем разместиться, не мешая друг другу… но надеюсь, вы все же не откажетесь отужинать вместе?

— Ну разумеется, — сказал он вежливо.

— Вот и прекрасно. А то я уже испугалась, что по вашему этикету вам так же недозволительно ужинать наедине с дамой, как и сидеть в ее присутствии… Я вас покину ненадолго, нужно же переодеться к ужину, мужчин это не обязывает, а вот женщина никак не может весь день проходить в одном и том же наряде. Чем бы вас занять, чтобы вы не скучали? Ну да…

Она прошла к столику с зеркалами, уверенно нажала там что-то, смешливо оглянулась на поручика и вышла. Вспыхнуло большое зеркало, полилось разноцветное сияние, послышалась простенькая приятная музыка, показались человеческие фигурки. Поручик подошел поближе, присмотрелся и замер в нешуточном смущении.

Полное впечатление, что он наблюдал за театральным представлением — откуда-нибудь с галерки. Зрелище выглядело невероятно реальным. На круглой сцене, как-то так хитро освещенной разноцветными лучами света, кружились в танце женские фигуры, под эту самую музыку, приятную и незамысловатую, уж безусловно сочиненную не местным Бетховеном. Изящно они танцевали, ничего не скажешь, грациозно, с нешуточным мастерством, вот только эти очаровательные танцовщицы оказались крайне скудно одеты, вокруг безукоризненных тел развевались скудные полосочки чего-то насквозь прозрачного, просвечивавшего, ничего практически не скрывавшего. Для поручика такое зрелище оказалось решительно в новинку, и он столбом застыл на месте, обуреваемый прямо противоположными чувствами: и глаз отвести не мог, и сгорал со стыда, что его сейчас кто-нибудь застанет за таким занятием. Хороши же зрелища… Но ведь красиво до чего… А уж девушки… Вот Маевский, тот на его месте вряд ли чувствовал бы стыд и конфуз…

Дверь бесшумно отворилась, и он шарахнулся в сторону. Это оказалась вереница лакеев, торжественно вносивших блюда, подносы, бутылки, приборы. Вышколенно не обращая на поручика внимания, словно его здесь и не имелось вовсе, они прошествовали к столу и принялись над ним хлопотать. Поручик зачем-то машинально сосчитал их: пятеро… В зеркале продолжали свой безмятежный танец почти обнаженные прелестницы, словно окутанные невесомыми прозрачными облачками диковинной материи, похожей больше на дым или легчайшее мягкое стекло. Поручик представления не имел, как сделать, чтобы зеркало погасло, в некоторой растерянности он, притворяясь, будто никакого зрелища и нет вовсе, отступил к стене, уселся на кстати подвернувшийся диван, демонстративно уставился в другую сторону. Лакеи работали сноровисто и бесшумно, стол вскоре оказался полностью сервирован словно бы сам по себе, скатертью-самобранкой — и услужающие попятились к двери с поклонами, а там и вовсе сгинули. Воровато покосившись на захлопнувшуюся дверь, поручик вновь уставился в зеркало, его притягивали не столько бесстыжие девицы, сколько красота и необычность зрелища. Надо полагать, здесь такое было обыденностью, открытой для всеобщего обозрения, — н-да, цивилизация… Чудесный, невиданный прибор — и такое вот именно зрелище…