Миссис Трелони, которая вошла в гостиную, услышала последние слова и воскликнула нервически:

– Ах, капитан! Вы просто рвёте мне сердце!

Джентльмены поспешно встали и поклонились хозяйке. Все вместе они представляли очень изысканную живописную композицию в духе рококо: прекрасная дама в пышных юбках на кринолине, а вокруг неё склонённые в низком поклоне галантные кавалеры в чулках, туфлях, жюстокорах и камзолах. А всё вместе: кружева, обшлага, банты, пряжки, каблуки, манжеты, круглые оловянные и серебряные пуговицы.

– Но что получается? – воскликнула миссис Трелони, отводя заплаканные глаза в сторону. – У нас в руках оказывается всё больше и больше нитей, ведущих к поиску сокровищ.

– И эти нити ведут в Африку! – вскричал мистер Трелони, вскидывая руку к потолку, при этом пышные кружевные манжеты его изящно опали вниз.

– Ну, – протянул капитан и опять посмотрел на дверь. – Я бы не стал утверждать так категорично.

– Но Платон же говорит, что это птица из Африки! – заспорил сквайр.

– Платон может и ошибаться, – стал почему-то упорствовать капитан и опять посмотрел на дверь, белёсые брови его нахмурились.

Платон молчал, поводя чёрными глазами с одного на другого – когда вошла миссис Трелони, он встал и больше уже не садился.

И тут доктор спросил:

– Миссис Трелони, а нельзя ли мне посмотреть вашу пенковую трубку?

Все удивились, а сквайр так даже привстал со своего кресла и пробормотал:

– Джеймс, вы что-то заметили?

Славное лицо доктора покраснело от всеобщего внимания.

– Не знаю, Джордж, – проговорил он. – Мне могло вчера показаться издалека. Но я всю ночь думал…

– Так что же мы сидим? – Миссис Трелони встала и направилась к выходу.

В потайной комнате пенковая трубка была незамедлительно извлечена из сундука и вручена доктору. Тот взял трубку, покрутил и сказал, ухмыляясь:

– Ну, вот… Я так и думал.

– Что?.. Что такое?.. Говорите же, доктор! – закричали все.

– Я никогда бы не заметил, если бы не привык к виду старинных анатомических атласов, – начал рассказывать доктор. – Анатомические рисунки раньше делались, да и сейчас тоже делаются, очень хорошими художниками и блестящими рисовальщиками. А на них и дьявол стоит между хирургическими инструментами, и ангел, и травка нарисована, и розы… В общем, всё очень декоративно и затейливо.

– Ну и что, доктор?.. Что? Да говорите же, умоляем! – Никто ничего не понимал, и все сгорали от нетерпения.

– Не знаю, относится ли это к делу… Только на вашей пенковой трубке, с двух сторон, вырезано изображение тонкого кишечника, – сказал доктор, довольно ухмыльнулся и передавал трубку мистеру Трелони.

– Как тонкого кишечника? – вскричали все в голос. – Не может быть! А мы думали, что это причудливая арабеска*!

– Да вот уж нет! В центре – скопление тонких кишок. Правда уложены они очень декоративно. А слева, видите? Восходящая кишка – фрагментарно… Сверху, намёком – поперечно-ободочная, справа – нисходящая, а потом – сигмовидная и прямая… Они словно обнимают тонкий кишечник рамочкой! – Довольный доктор продолжал улыбаться и только что руки не потирал. – Я вам завтра атлас принесу, сами посмотрите.

– Да мы верим вам, доктор, верим, – сказал сквайр растерянно. – Только мы теперь уж точно ничего не понимаем.

Доктор перестал улыбаться и проговорил виновато:

– Ну, а я уж и подавно не понимаю здесь ничего…

Капитан, который сидел всё это время, задумчиво потирая переносицу, встал и сказал:

– Это, мне кажется, какое-то зашифрованное послание. Доктор, как будет по-латыни «тонкий кишечник»?

– “Intestinum tenue”, – не задумываясь ни на секунду, ответил доктор.

– По звучанию слов это никому ничего не напоминает? – спросил капитан с надеждой.

Все молчали, посматривая друг на друга.

– Но у тонкого кишечника ещё есть разные отделы. И у всех есть свои названия, – сказал доктор. – Двенадцатиперстная, тощая и подвздошная…

– Боже мой! Так много? И зачем столько? – сердито вскричал сквайр и забегал по комнате, потом остановился и спросил: – А они как называются?

– «Duodenum». «Jejunum». «Ileum», – сказал доктор и потупился.

Сквайр опять забегал по комнате, бормоча себе под нос:

– Нет, скажите пожалуйста!.. «Дуоденум»! «Еюнум»! «Илеум»!

Все заволновались, повторяя латинские слова.

– Отставить панику! – скомандовал капитан. – В конце концов, это только три слова. И лично мне слово «илеум» очень нравится. Им вполне можно было назвать какое-нибудь географическое место. Например – остров Илеум. Или – гора Илеум… Или – водопад Илеум…

– Водопад, а где? В каком месте? – сквайр остановился и с надеждой посмотрел на капитана.

– Этого я не знаю, мистер Трелони, – Вздохнул тот и сказал, как бы, нехотя: – С названиями надо разбираться на месте.

– Да, капитан! – вскричал сквайр. – Ах, как вы это верно сказали! Конечно на месте! И надо идти в Африку!

Тут сквайр обернулся на миссис Трелони и точно запнулся – от былого его восторга не осталось и следа.

На миссис Трелони лица не было, то есть, конечно, было, но нарисованное – румяна, белила и прочее. Настоящее её лицо словно пропало, а сама она почему-то принялась обмахиваться веером, отвернулась к стене и спросила сдавленным голосом:

– Джордж, почему в Африку?

– Потому что в других местах мы уже были, – машинально ответил сквайр голосом, лишённым всяких интонаций.

В комнате наступила тишина. Через секунду миссис Трелони справилась с волнением, повернулась к гостям и сказала с натянутой улыбкой:

– Я приглашаю всех обедать… Сейчас я узнаю, накрыли ли на стол.

И она прошла, шелестя юбками и пряча лицо от мужчин, к выходу.

Через некоторое время в комнату пришёл дворецкий Диллон и пригласил гостей к столу. Сквайр вздохнул, убрал пенковую трубку в сундук, закрыл его на ключ. Джентльмены прошествовали в столовую.

Обед был подан по-домашнему, поэтому китайский фарфор и начищенное столовое серебро особенно эффектно выделялось на тёмной поверхности большого стола из состаренного дуба. Вот только за столом было очень невесело.

Во-первых, усаживаясь за стол, миссис Трелони сказала, что Сильвия со вчерашнего дня себя неважно чувствует и если и выйдет к столу – то позднее. А во-вторых, сама она была тоже явно не в себе: глаз от тарелки не поднимала, в разговоре участия не принимала, предоставив деверю развлекать гостей. Так что, говорили только мистер Трелони и доктор. Капитан тоже молчал, изредка хмуро поглядывал на двери в столовую. Платон, которого также пригласили за стол, молчал тем более.