что Снежана всегда будет рядом. Под боком. Стоит протянуть руку и можно коснуться. Стоит ещё набраться смелости и… и признаться себе, а потом и ей в том, что я повёрнут на ней. Повёрнут. Одержим. Зависим. Других слов подобрать нельзя. Потому что я просто живу Снежаной. Без преувеличения. Живу. Дышу. И как бы бл*ть не хотелось отрицать истину и слова Ромы, но он прав. Чертовски прав. и от этого становится ещё херовее. Потому что одно дело убеждать самого себя, что к Снежане у меня только дружеские чувства, а совсем другое — осознавать, что ты ссыкло и трус, который снова идёт на попятную. Который снова засовывает язык в задницу и не осмеливается позвать любимую! (да, чёрт побери, любимую) девушку на свидание. Ухожу с отвратной горечью во рту. С отвращением к самому себе. Еду в мастерскую, где хоть ненадолго отвлекаюсь, занимаясь починкой машин.

— Царь, прости, я вчера слегка перегнул, — вижу знакомые чёрные армейские ботинки Ромы, который останавливает у машины, в которой я копаюсь.

— Забей. Всё в порядке. Закрыли тему.

— Игнат, — парень опускается на корточки, чтобы посмотреть мне в лицо, — я реально тебе говорю, хватит тупить. Ты знаешь, что я тебя уважаю, — я скриплю зубами. — Ты хочешь дождаться момента, когда она влюбится в другого? Ждёшь, когда Снежана перестанет заглядывать тебе в рот и бегать за тобой хвостиком?

— Ром, я работаю.

— Я вижу. Я больше лезть не буду с советами. Закрою эту тему раз и навсегда. Просто скажу в последний раз — ты тормоз, Игнат. Девчонка влюблена в тебя чёрт знает сколько времени. Терпеливо пережидает, пока ты встречаешься с девками, продолжает преданно любить. Но у всего есть предел. Даже у такой безграничной любви, Царь. Что завис, придурок? — хмыкнул и кулаком в плечо ударил. — Собери яйца в кулак, Игнат.

Рома уходит, а я снова и снова в голове прокручиваю его слова. Качаю головой. Он ошибается. Он точно ошибается. Не может быть, чтобы… чтобы Снежинка меня любила. Бред!

Чёртово сердце колотится в ушах и мне кажется, что я сейчас задохнусь от нехватки кислорода. Выползаю из-под машины и иду на улицу, где курит Глеб.

— Есть ещё? — голос чужой.

Без лишних вопросов парень протягивает пачку, откуда я извлекаю сигарету. Наполняю никотином лёгкие и выдыхаю, надеясь, что вместе с дымом из меня выйдет всё напряжение. Все эти *бучие, раздирающие на части эмоции.

— Поговорил? — Глеб смотрит на летящий над нашими головами самолёт.

— Ага, — горько усмехнулся.

— Зассал снова? — в лоб, отчего хочется огрызнуться и послать нахрен. Только прав он. Чертовски прав. Поэтому просто молчу, затягиваясь.

До полуночи работаю, чтобы устать настолько, чтобы придя домой завалиться спать. Чтобы хоть сегодня не видеть снов со Снежинкой в главной роли. Чтобы не просыпаться и не идти в душ, чтобы сбросить напряжение.

Когда прихожу домой, на кухне горит свет. Тихо захожу, застываю на пороге и вижу, что мама плачет, сжимая в руках фотографию. Сцепляю с силой зубы. Знаю, что в руках она держит фото отца, которое спрячет, едва увидит меня.

«Не будь таким же бесхребетным ослом, как и твой отец, внук! — хмуря брови и грозя пальцем, говорил дед. — Ты умный мальчик, Игнат, оглянись вокруг. Зачем тебе Лариса нужна? Проститутка эта! Не смей на деда огрызаться! — дал подзатыльник, когда я попытался возразить. — Твоё самое большое счастье рядом, внук».

Только спустя время понимаю, что дед тоже всё понял. Раньше, чем я. До всех дошло, кроме меня.

— Мамуль, — тихо зову родительницу и стучу костяшками пальцев по косяку.

Как и ожидал, мама вздрогнула, быстро вытерла слёзы со щёк и спрятала фотографию в лежащую на столе книгу.

— Я дома, мамуль. Пойду, руки помою, а ты пока можешь чай налить мне?

— Конечно, сыночек, — улыбнулся и скрылся в ванной, решив принять душ, чтобы дать маме время на то, чтобы успокоиться.

Когда вернулся на кухню, две чашки с чаем уже стояли на столе, а мама чуть натянуто улыбалась.

— Как у тебя дела, Игнаша? — родные руки пробегаются по влажным волосам.

— Отлично, мамуль. Работы много, в этом месяце сможем тебе кухню обновить.

— Игнат, — мама и улыбнулась смущённо и попыталась тут же возразить, — себе лучше купи что-нибудь.

— Мам, — я беру лежащую на столе мамину ладонь в руку, — я сказал, что будет новая кухня, значит так и будет.

— Мой сыночек, — мама улыбается, а у самой слёзы в глазах стоят. — Ты у меня такой хороший.

— Ну, чего ты, мамуль? — целую мамину ладонь и подношу к щеке. — Не плачь, а то я решу, что недостаточно хороший.

Добиваюсь того, что мама смеётся. Выпив чай, завалился спать. Отрубился сразу, как только голова коснулась подушки.

Ехал на работу в приподнятом настроении. Потому что знал, что сегодня придёт Снежинка. Будет творить, полностью погрузившись в работу и забыв обо всех, а я смогу за ней в открытую наблюдать. За тем, как она наклоняется, от чего штаны облепляют попу. За тем, как смахивает с лица пряди волос, выбившиеся из-под шапки.

Только я не знал, что этот день омрачнится появлением этого… Миши. Кажется, до этого я даже понятия не имел, что такое ревность. Потому что, видя, как он крутится вокруг Снежинки, я был готов проломить ему череп. Какого хрена? Какого хрена он её лапает? И какого чёрта она так смущённо улыбается и кидает на него взгляды из-под ресниц? Никогда на меня так не смотрела.

Когда этот урод уходит, рычу на Снежинку, которая, воинственно смотрит на меня снизу вверх. Сжимает кулачки и краснеет от злости. А у меня руки ломит от желания её схватить и утащить куда подальше. Спрятать ото всех, кто только в её сторону посмотрит. Но останавливает то, что девчонка хочет пойти на свидание. Она хочет пойти на свидание с этим белобрысым уродом. И она права, я ей не брат и не парень, чтобы что-то запрещать. Я просто друг. И никто более.

Два часа бесцельно катаюсь по городу, пытаясь привести чувства и мысли в порядок. Два часа пытаюсь себя убедить, что я не имею на Снежану никаких прав. Я не могу не дать ей пойти на свидание с тем, кто ей нравится.