— Наверное. Хотя нет. Не понимаю.

— Сюда куча девчонок приходит, которые никакие не девчонки.

— Это я знаю, — согласилась она. Знает? Что-то у нее мысли начинают путаться.

— Хотя я тебе так скажу. В тебе есть кое-что, чего они подделать не могут, что-то вроде свечения. Усекаешь, о чем я?

— О том, что я свечусь.

— Aгa. Я Тед.

— Привет, Тед. Я Зои. А это моя подружка, Транкас.

— Рад знакомству. Слушайте, а вы по дорожке нюхнуть не хотите? — спросил он.

— Годится. Конечно.

— У меня дома есть пара граммулек. Я тут через улицу живу, так, может, заскочим ко мне, нюхнем по-быстрому?

Зои взглянула на Транкас, та пожала плечами. Транкас вообще говорить «нет» отказывалась. Не желала обращаться в человека, который пользуется этим словом.

— Ладно, — сказала Зои. — Пошли.

Мужик встал, Зои с Транкас начали подниматься тоже, и тут чей-то голос произнес:

— А вот с ним, девочки, вам лучше не ходить.

Сначала Зои увидела туфельки, красные, с ремешком вместо задника, с пятидюймовыми каблуками. И подумала: у мамы были похожие, только не такие высокие. За туфельками последовали солдатские штаны, гофрированная, оголяющая плечи блузка и платиновый парик, локоны которого с ярким химическим поблескиваньем спадали его владельцу на плечи. Он стоял, уперев руки в боки и словно испуская призрачный, рассыпчатый свет. Лицо у него было заостренное, узкое, и выражало чувства самые сложные, но все до единого гневные.

— Отвали, Кассандра, — сказал Тед.

— Это пренеприятнейшая личность, леди, — сказал мужчина в парике. — Не связывайтесь с ним, если, конечно, вам не нравится дурное обращение, — и я имею в виду по-настоящему дурное.

— Пошел на хер.

— Месяц назад девушка отправилась от него прямиком в больницу, и я пообещала оторвать ему задницу, если он снова начнет промышлять в этом баре. Думаешь, я пошутила, а, Ник, голубчик?

— Вообще-то его Тедом зовут, — сказала Зои.

Тед повернулся к ней и Транкас:

— Всякая уличная нечисть слетается в этот бар, как мухи на дерьмо. Пойдемте.

— Дело ваше, леди, — сказал мужчина в парике. — Главное, чтобы вы знали, во что ввязываетесь.

Зои, собравшаяся было снова подняться с софы, замерла. Она понимала — Транкас не передумает. Просто не сможет, любое проявление страха или здравого смысла толкнет ее назад, к долговязой, никому не нужной девчонке, быть которой она больше не хотела. Зои взглянула на презрительно кривившегося карикатурного мужичка, на мужчину в парике, стоявшего перед ней, точно обезумевшая богиня приличий и заблуждений; острое лицо его выглядывало из-за серебристого изображаемого париком занавеса, разноцветные браслеты позванивали на руках. Зои он напомнил Алису, оказавшуюся по другую сторону зеркала, девушку невинную и здравомысленную. Ведь что принесла Алиса в Страну чудес? Спокойный здравый смысл истинной англичанки. И уцелела там лишь потому, что вела себя благопристойно, внимательно выслушивала говорящих зверей и безумцев.

И Зои приняла решение. Она сказала Теду — или Нику:

— Пожалуй, мы лучше здесь побудем.

И добавила, повернувшись к Транкас:

— Ты, конечно, иди, если хочешь.

Транкас с облегчением покачала головой.

— Я останусь с тобой, — сказала она. — Не бросать же тебя одну в таком месте.

— Вас что, напугала эта дешевка? — спросил мужик. — Вы шутите. Разыгрываете меня, верно?

— Нет, — ответила Зои. — Мы остаемся. А за приглашение спасибо.

Лицо его странно съежилось — как будто он пытался сократить свою голову в размерах.

— Ну правильно, — сказал он. — Слушайте, что говорят старые кошелки, ханыги никчемные, они вам всю правду расскажут. Слушайтесь трансов, которые всего неделя, как из Бельвю вылезли.

— Неправда, — сказал Зои мужчина в парике. В голосе его звучала убежденность престарелой аристократки, величавость, протяжная и неторопливая. — Ни в Бельвю, ни в других заведениях для душевнобольных преступников я никогда не бывала. Небольшой срок за магазинные кражи мне отсидеть довелось, отрицать не стану, но это никак не сказалось на моей способности отличить извращенца от порядочного человека.

— Извращенец, — произнес мужик. — Ну правильно. Я, значит, извращенец.

— Извращенцем, — сообщил мужчина в парике, — называется человек, заставляющий людей испытывать то, чего они испытывать не хотят. Точка.

— Пойдем, — сказал мужик Зои. — Я эту гниль зрить больше не могу.

— Мы остаемся, — ответила Зои. — Правда.

Он покачал головой:

— Сучка тупая.

Мужчина в парике поднял перед собой ладони и пошевелил в воздухе пальцами.

— Иди, — сказал он. — Ты здесь безвластен.

И Ник — или Тед — ушел, бормоча ругательства, рассыпая их, будто отравленные розы.

— Вы сделали правильный выбор, девушки, — сказал мужчина в парике. — Поверьте.

Зои переполняли благодарность и страх, робкая почтительность. Трансвеститов она видела в баре и раньше, но ей даже в голову не приходило, что и они обращают на нее внимание.

— Я — Транкас, — не без некоторой пылкости сообщила Транкас, — а это Зои, моя подруга. А вас как зовут?

Ей хотелось стать полноправной частью жизни этого бара, хотелось знать всех трансвеститов по именам.

— Кассандра, — ответил мужчина. — Рада знакомству.

Как только Ник, или Тед, удалился, Кассандра, похоже, утратил к ним всякий интерес. Он оглянулся, собираясь покинуть их. Кассандра мерцал в густом воздухе бара, точно рыбий косяк.

— Какие у вас сережки красивые, — сказала Зои. Одна из них, серебряная, изображала ракету, другая, медная, — луну с расстроенным, сердитым лицом.

— Верно, роскошные, — подтвердила Транкас.

Кассандра потрогал сережки.

— Ну да, луна и ракета, — сказал он. — Фантастика, правда? Хотите, подарю?

— Ой, ну что вы, — ответила Зои.

— Но я настаиваю. — И Кассандра снял с уха луну. Медное личико ее темнело в свете бара.

— Нет, правда, не надо, — сказала Зои. — Я не могу ее взять.

— Из соображений гигиенических? — осведомился Кассандра.

— Нет. Просто я…

— Тогда мы их поделим, — сказал он. — Вы возьмете луну, я оставлю себе ракету.

Он покачал перед лицом Зои маленькой, размером с пенни, луной.

— Правда? — спросила Зои. — Вы же меня совсем не знаете.

— Голубка, — ответил Кассандра, — я — рождественская елка. То там блестку оброню, то здесь. А такого добра у меня всегда остается много-много. Поверьте. Наш мир велик, и он просто-напросто сделан из добра. Ну и кроме того, ерундовину эту я украла и всегда смогу украсть еще одну, и еще.