Торговая площадь была не слишком большой и прекрасно втиснулась между замком и Всеобщим храмом, но лотки и палатки стояли так тесно, что казались одним большим домом, безобразно раздувшимся в стороны.

Вопили нищие – их в Базаре тоже было куда больше, чем в Камне, – шныряли неприятные, скользкие на вид типы, какие-то бабы и девки окликали проходящих ватажников, говорили что-то странное, непонятное Хорьку, но заставлявшее его краснеть и опускать глаза.

– Кошели берегите, – сказал Рык, поймав чью-то руку с ножом, потянувшуюся из толпы к его поясу.

Нож он отобрал и сунул за пояс. Руку, подумав немного, отпустил и вытер свои ладони о полушубок.

– И как тут можно жить? – спросил Кривой, оглядываясь по сторонам. – Тут же смердит.

В воздухе действительно стоял тяжелый рыбный дух, смешивавшийся с дымом из труб и вонью из сточных канав.

– А ничего так, – засмеялся Враль. – Весело. Я, как разбогатею, сюда приеду. Девки, опять же… Вон смотри, глазами так и стреляет!

– Вы дорогу запоминайте да по сторонам смотрите, может, чего увидите, – строго сказал Рык. – У нас времени нет все разведывать. Смотрите и слушайте. А ты, Кривой, раз тут уже бывал, пригляди за Хорьком, чтоб не зазевался и не пропал.

Хорек хотел было возразить, что никуда он не потеряется, что вполне может о себе позаботиться, но Кривой молча сграбастал его за воротник и поставил перед собой.

– У меня здесь два приятеля пропали, – сказал Кривой, наклонившись к уху Хорька. – Шли втроем, я разговаривал с одним, оглянулись – нашего третьего нет. Стали искать, разошлись – остался я один. И два местных мужика, что меня прирезать хотели. Мертвые. Понял?

– Понял… – прошептал Хорек.

– Вот и славно.

Рык двинулся вперед, раздвигая толпу, Полоз и Враль шли чуть с боков, прикрывая его спину и заодно Хорька. Ну, и замыкал отряд Кривой.

Рык окликнул пробегавшего паренька в куцей куртке и со странной суконной шапкой на голове, тот не обратил внимания и побежал было дальше, но Полоз схватил его за рукав.

– Чего? – пытаясь вырваться, закричал паренек. – Чего лезешь?

– Где горбатый меняла? – спросил Рык.

– Не знаю, – отрезал паренек.

Рык вздохнул и достал из кошеля серебряную чешуйку, показал ее пареньку:

– Где горбатый меняла?

– Вон там, – паренек, по виду не старше Хорька, ткнул пальцем куда-то в толпу и потянулся за чешуйкой.

– Проводи, – сказал Рык, врезав пареньку ладонью по руке и доставая вторую чешуйку. – Будь добр, ласковый господин!

Ласковый господин вытер рукавом нос, шмыгнул им еще пару раз и двинулся впереди ватажников. Шагов через десять он остановился и указал пальцем на крохотную лавочку, весь фасад которой состоял из двери и висевшей над этой дверью вывески с небрежно нарисованными золотыми змейками. Точно посередине между змейками виднелась небольшая черная крыса.

Рык отдал проводнику чешуйки и подошел к двери.

Полоз посмотрел влево, Враль – вправо, Кривой оглянулся назад. Рык постучал кулаком в дверь. Ему что-то ответили, но что именно – Хорек не разобрал. Наверное, разрешили войти. Рык открыл дверь, вошел, скрывшись в сумраке помещения, потом выглянул и позвал остальных.

Внутри было темно, тесно, но все пятеро, несмотря на протесты хозяина, смогли втиснуться и закрыть дверь. Со свету Хорек и не рассмотрел ничего, разве что серое пятно, двигающееся в глубине лавки на фоне черной стены, но визгливый голос разобрал сразу.

– Вы кто такие? – закричал меняла. – Я же сказал – нельзя. Я занят…

– Двери нужно на засов закрывать, – посоветовал Враль. – Надежнее будет.

– Что надежнее? Зачем – надежнее? – горбун закипел не на шутку. – Вы же видели на вывеске крысу. Я плачу. Я уже заплатил за весь месяц вперед. Я за год вперед заплатил. Что вам еще нужно? А если вы залетные, то идите к Старому Крысу и с ним разбирайтесь. Только я вам не советую. Крыс не любит чужаков на своей земле.

– Тебе от Волка привет, – сказал Рык. – Кланяться велел и передать, чтобы ты делал все, как я скажу. А если не захочешь, чтоб я тебе про рыбалку напомнил, с оборотнем.

Меняла икнул.

– Ты меня понял? – спросил Рык.

– Понял – ик! Только я…

– Все-таки нужно напомнить… – растягивая слова, проговорил Враль. – А мы спорили: хватит у горбуна ума сразу заткнуться или нет. Ты проиграл две чешуйки, Полоз!

– С него возьмешь, – цыкнул зубом Полоз. – Из наследства.

Хорек в первый раз слышал, чтоб ватажники разговаривали такими мерзкими голосами. Кривой в разговор вступать не стал, кашлянул многозначительно, вытащил из-под полы нож и принялся ковырять острием под ногтями.

– А… – выдавил горбун. – Это я так, на всякий случай. Мало ли кто тут шляется. Извините.

– Извиняю, – ответил Рык. – Тут поговорим или как? Стенка хлипкая, дверь тонкая – вдруг услышит кто.

– Да-да, конечно! – зачастил горбун. – Проходите. Вот тут столик отодвиньте, дверь, пожалуйста, на засов и вот сюда…

Несколько раз чиркнув кресалом, горбун зажег масляную лампу, и жутковатые тени заплясали по стенам лавки.

– Вот сюда, – горбун с лязгом открыл невысокую дверь, окованную железными полосами.

Из-за двери потянуло сыростью и запахом гнили.

– Вот вниз, пожалуйста. За мной. Тут ступеньки узкие и потолок… Уж извините. Мне не мешает, а чужих я сюда, простите, не вожу.

За горбуном пошел Рык, за ним, быстро переложив нож из-под полы в рукав, Враль, потом – Полоз. Кривой подтолкнул Хорька и двинулся следом.

За дверью была витая лестница. Она вела наверх и вниз, под пол. Сверху доносились еле слышные звуки, какое-то легкое постукивание. А снизу все явственнее тянуло гнилью, и долетали неразборчивые слова не перестававшего говорить горбуна.

Лестница была узкой, часто поворачивала; и через два или три поворота Хорьку стало казаться, что спустился он уже на большую глубину, что лавка и город остались где-то там, наверху, далеко-далеко, что прошла уже целая вечность, во всяком случае не меньше половины дня.

Лязгнуло железо, что-то щелкнуло и заскрипело.

– Проходите, – громко, не таясь, произнес горбун. – Я сейчас зажгу еще лампы.

Ватажники огляделись. Оказалось, что стояли они на площадке перед окованной железом дверью. Лестница же здесь не заканчивалась, а уходила дальше вниз. Поняв, что глубже спускаться больше не придется, Хорек облегченно вздохнул.

В комнате без окон и со сводчатым потолком воняло рыбой и сыростью. Горбун от своей лампы зажег еще несколько светильников и сел на табурет во главе стола, стоявшего посреди комнаты. Ватажники устроились на лавках по бокам.