Онрен улыбнулась:

– Думу, ты хочешь отвлечь меня от занятий, чтобы я тебя не обошла?

– Ты прекрасно знаешь, что обгонишь меня во всем, кроме стрельбы. – Думуза еще раз осмотрела лук. – Пойдем! Мне нужно на час-другой отсюда выбраться.

– Вот скажу достойному морскому начальнику, что ты на меня плохо влияешь. – Онрен встала и потянулась. – Пойдешь, Тани?

Тани не сразу поняла, что обе смотрят на нее и ждут ответа.

Они не шутили. Посреди водяных испытаний собрались в таверну.

– Спасибо, – медленно проговорила она. – Но я должна остаться, позаниматься перед следующим испытанием. – Тани помолчала. – Разве тебе не надо тоже готовиться перед завтрашним, Онрен?

Та фыркнула:

– Я двенадцать лет готовилась. Прошлая ночь за подготовкой мне сегодня не очень-то помогла. Нет, сегодня мне нужнее крепкая выпивка. И может быть, крепкий… – Она покосилась на Думузу, и, хотя у обеих губы дрожали от усилия сдержать смех, девушки прыснули.

Они лишились рассудка! Разве можно в такое время отвлекаться?

– Надеюсь, вы хорошо проведете время, – сказала им, вставая, Тани. – Доброй ночи.

– Доброй ночи, Тани, – пожелала Онрен. Ее улыбка погасла, на лбу пролегла морщинка. – Постарайся выспаться, хорошо?

– Конечно.

Тани прошла через зал, повесила на стену свой лук. Туроза, который пришел с друзьями отрабатывать бой без оружия, поймав ее взгляд, ударил кулаком по ладони.

Сырой ветер продувал коридоры – он веял теплом, как от горячей похлебки. Стуча сапогами по гладкому полу, Тани шагала через школу.

Она смыла с себя пот и в одиночестве поработала с мечом в своей комнате. Когда рука наконец устала, ее начал глодать червячок дурных мыслей. С чего бы это ее лошадь споткнулась на испытании? А что, если Туроза ей назло что-то подстроил?

Кончилось тем, что Тани отправилась в конюшни. Занимавшийся подковами кузнец уверил, что с лошадью все в порядке. Земля была мокрая, животное вполне могло поскользнуться.

«Не дай этому маленькому паршивцу Турозе тебя обогнать», – сказала Суза, но ее голос донесся очень издалека.

Остаток вечера Тани провела в тренировочном зале, истыкав чучело метательными ножами. Только убедившись, что бьет в глаз без промаха, она вернулась к себе, зажгла масляный светильник и принялась за первое письмо Сузе.

Она отдала письмо слуге для отсылки на мыс Хайсан и, улегшись на постель, стала вслушиваться в звуки своего дыхания. За окном ухала сова. Очень скоро Тани молча встала и сунула ноги в сапоги.

У нее еще были силы поработать немного.

Правитель мыса Хайсан был строен и ладно подбит, как карточная колода, а жил он в ярком особнячке посреди города. Он, в отличие от орисимского распорядителя, умел улыбаться. У него были седые волосы, добродушное лицо, и, по слухам, он был мягок к мелким преступникам.

Какая жалость, что Никлайса, нарушившего главный закон Сейки, при всем желании к таковым не причислишь.

– Итак, – говорил правитель, – чужестранца привела к твоим дверям женщина.

– Да, – подтвердил Никлайс. Слова с трудом проталкивались сквозь сухое горло. – Да, именно так, достойный правитель. Я как раз наслаждался чашей вашего замечательного сейкинского вина, когда они пришли.

Его несколько дней продержали взаперти. Он потерял счет времени. Когда солдаты наконец вывели его из камеры, Никлайс чуть не лишился чувств, решив, что его ведут прямиком к плахе. Вместо этого заключенного предъявили врачу, который осмотрел его ладони и глаза. Потом солдаты дали ему чистую одежду и препроводили к самому могущественному чиновнику этой области Сейки.

– И ты приютил его в своем доме, – продолжал правитель. – Ты принял его за законного поселенца?

Никлайс прокашлялся:

– Я… э-э, нет. Я на Орисиме всех знаю. Но та женщина мне угрожала. – Он постарался показать, как пугает его это воспоминание. – Она… приставила кинжал мне к горлу, и она с-сказала, что, если я не впущу чужестранца, она меня убьет.

Паная советовала ему отвечать правдиво, но всякая хорошая история нуждается в щепотке приправ.

Двое пехотинцев пристально следили за ним. Железные шлемы прикрывали им головы и шеи, красные шнуры креплений проходили под подбородком. Они дружно раздвинули штору, впустив еще двоих солдат, которые вели третьего человека.

– Эта женщина? – спросил правитель.

Волосы у нее рассыпались по плечам. Один глаз заплыл. Судя по разбитой губе левого солдата, она яростно отбивалась. Великодушие требовало уверять, что он ее впервые видит.

– Да, – признал Никлайс.

Она взглянула на него с ненавистью.

– Да, – эхом повторил правитель. – Она – музыкантка из хайсанского театра. Вседостойный государь допустил, чтобы некоторые сейкинские артисты в иные дни развлекали орисимцев приятными беседами. – Он поднял бровь. – Ты принимал таких гостей?

Никлайс с трудом улыбнулся в ответ:

– Мне, в целом, хватает собственного общества.

– Вот и хорошо, – выплюнула в его сторону женщина. – Сам себя и приласкай, сребролюбивый лгун.

Стражница, хлестнув ее тыльной стороной ладони, прикрикнула:

– Молчать!

Никлайс поежился. Женщина осела на пол, вобрала голову в плечи и прикрыла щеку ладонью.

– Благодарю за подтверждение, что это та самая женщина. – Правитель притянул к себе лакированную шкатулку с письменным прибором. – Она не сказала, как попала с чужестранцем на остров? Тебе это известно?

Никлайс сглотнул. Слюна была густой, как каша.

Провались эта честность. Нельзя было выдать Трюд, как бы далека она ни была.

– Нет, – солгал он. – Она не рассказывала.

Правитель взглянул на него поверх очков. У него были мешки под маленькими темными глазками.

– Ученый доктор Рооз, – заговорил он, разводя в воде палочку туши, – из уважения к твоим познаниям буду откровенен. Если ты ничего больше не сможешь мне сказать, эту женщину будут пытать.

Женщина задрожала.

– Не в нашем обычае применять такие средства, кроме как в очень серьезных обстоятельствах. По нашим сведениям, она состоит в заговоре, угрожающем всему Сейки. Если она провела на Орисиму чужестранца, то наверняка знает, откуда тот прибыл. Следовательно, она либо в союзе с контрабандистами, что карается смертью… либо выгораживает кого-то, кто пока остался неизвестным. – Правитель выбрал в шкатулке кисть. – Если ее использовали, вседостойный государь, возможно, будет милостив. Ты уверен, что ничего более не знаешь о цели прибытия этого Сульярда и о том, кто помогал ему пробраться сюда?