— Что происходит? — закричала она. Полицейский ухмыльнулся.

— Пойман неизвестный ярмарочный террорист. Подробности в одиннадцатичасовых новостях.

Подробности были исчерпывающими. К одиннадцати часам Айк Соллес уже не был неизвестным — о нем знали все. Местное телевидение снимало накануне ярмарочные гуляния и подробно зафиксировало все происходившее. Сенсационные кадры отразили крики и панику во время первого налета, ярость и негодование после второго и наконец завершающее потрясение после сброса карточек. Сознательные телевизионщики записали номер самолета и отправились в поля, где шериф уже допрашивал Охо Браво.

— Конечно, я все скажу, — сообщил Охо перед телекамерами. — Я знаю, зачем Айку Соллесу понадобился мой грузовик. У него только что умерла его маленькая девочка. Ну он и психанул, как любой из нас. Считаю ли я его террористом? Нет, его можно назвать бандитом, но он никакой не террорист. Просто распсиховавшийся бандит. А собственно, что он такого сделал? Немножко покакал на состоятельных людей? Так мне каждый день какают на голову за минимальную зарплату.

На крупных планах было видно, как блестят черные глаза Охо и возмущенно подрагивают его смешные усы. Интервью было таким впечатляющим, что его показали во всех программах с этим сюжетом. Когда через два дня Айка выпустили под залог, они оба с Охо Браво уже были вышвырнуты с работы и пользовались мировой известностью. Это не означало, что они лишились возможности повторить свою акцию; просто теперь они должны были дождаться сигнала от других эмигрантов, когда взлетная площадка и «Сесна» будут свободны. Через неделю Айк опылил окружную ярмарку в Стоктоне, заклеив предварительно номера «Сесны», а еще через неделю ярмарку в Сакраменто, прежде чем его снова поймали. На этот раз они не стали заморачиваться с Охо Браво. Им было достаточно Исаака Соллеса. И на этот раз в залоге было отказано. Бандит Бакатча должен был дожидаться суда за решеткой со связанными крыльями. Однако к этому времени у него образовался целый легион последователей. И лето выдалось на редкость интересным.

Старый «Оттер» уверенно следовал вдоль береговой линии, погода стояла тихая и ясная. На небе не было ни облачка до самого Чилкутского перевала, который показался в поле видимости в самом начале третьего. Сумрак начал быстро сгущаться, пока видимость не достигла нулевой отметки. Айк попытался связаться со Скагуэйским аэропортом, чтобы там включили маяк. Треск, раздавшийся в ответ с диспетчерской вышки, разбудил Грира, проспавшего все шесть часов. С прилипшими к лицу волосами он вскочил и принялся дико оглядываться по сторонам, и, лишь сообразив, что находится в самолете, Грир облегченно вздохнул.

— Слава Тебе, Господи. А я решил, что нахожусь на подлодке.

— Пока еще нет, — обнадежил его Айк, если этот суп будет продолжаться, очень вероятно, что мы в нее и превратимся. Я ни черта не вижу, а они не включают маяк.

По радио Айку сообщили, что солнечные бури временно заглушают сигнал маяка, но что его самолет виден на радаре, и он летит абсолютно верно, разве что ему следует отклониться в сторону моря на несколько миль, тогда он выйдет за пределы коридора коммерческих рейсов.

— Видимость ограничена до предела, — проквакало радио. — Двадцать градусов к востоку-северо-востоку и снижайтесь до тысячи пятисот. Посадка разрешена. Назовите себя. Алле? Ваше имя и бортовой номер…

Айк молча начал снижаться. Через несколько минут самолет вынырнул из желтого подбрюшья сумрака, и видимость стала почти идеальной. Весь Скагуэй раскинулся перед ними в своем крохотном ущелье. У причала стояли два огромных туристических лайнера, расцвеченных огнями. А вокруг позолоченной статуи золотодобытчика на берегу крутилась толпа туристов. Статуя тоже была подсвечена прожекторами. Да и весь город, как заметил Айк, был освещен карнавальными огнями, словно солнце давным-давно уже село.

Внизу он разглядел синие огни новой посадочной полосы, проложенной вдоль реки. Полоса, державшаяся на цементных опорах, уходила далеко в залив, как восьмиполосное скоростное шоссе, и резко обрывалась в никуда. Навстречу им с нее только что взлетел турбореактивный израильский самолет, увозящий туристов обратно в их Землю Обетованную. Он тоже посверкивал всевозможным ночным освещением.

Диспетчер приказал Айку сесть к югу от города и тут же явиться к властям с объяснениями и личными документами.

— Ладно, — соврал Айк и выключил радиосвязь. Он резко пошел к воде по направлению к городу, вписываясь между туристическими катерами и диспетчерской вышкой. Он скорей сдохнет, чем станет давать какие-нибудь объяснения и заполнять бюрократические формуляры.

Выбрав уютное местечко между двумя огромными лайнерами, он сел за причалом у самых рельсов. Грир выскочил на поплавок и помахал свернутым канатом группке юных туристов, пялившихся на них с пирса. Это была группа немецких студентов-психологов, и у всех у них были загоревшие носы и коленки.

— Но тут нет лестницы, — крикнул юный блондин, поймавший брошенный ему конец. — Ничего такого, по чему можно было бы взобраться…

— Будет, старик, — откликнулся Грир, — ты только привяжи это к чему-нибудь прочному.

И к восторгу собравшихся дикий черномазый взлетел по канату на высоту в двадцать футов, как обезьяна по лиане. За ним с не меньшей прытью последовал его бледнолицый спутник, лицо которого, покрытое ссадинами и струпьями, выглядело еще более диким. Наконец-то за свои деньги они увидели отчаянную и безрассудную Аляску, ради которой они сюда приехали.

Айк отказался от приглашения немцев прокатиться с ними до города на ослиной повозке, так как до больницы было всего несколько кварталов, которые вполне можно было пройти пешком.

— Хотя мы можем воспользоваться вашим приглашением на обратном пути, — добавил Грир. — Нам может потребоваться повозка, чтобы переправить раненого.

Однако в больнице им сообщили, что пациент Вильям А. Кальмар давным-давно выписался и уже куда-то переправился.

— Его давным-давно забрали, — сообщил им медбрат в приемном отделении. — Приезжала его красотка жена… по крайней мере, она так назвалась, когда оплачивала его счет. Она и еще какая-то женщина вывезли его на каталке и погрузили на грязный матрас на заднем сиденье разбитого пикапа. А помогал им очень большой негр… боюсь, что не кто иной, как преподобный Тадеус Гринер. Так что вот так-то.

— Может, у вас есть хоть малейшее представление о том, куда они его повезли? — спросил Айк.

— Естественно, — ответил медбрат. — Туда, куда преподобный отвозит всех своих заблудших овечек — на его ферму Бьюлаленд, на берегу озера Беннет. Я слышал, что у него там скопилось уже целое стадо — трудятся на полях Господних.

— Что-то я, кажется, не понял, — возмущенно изрек Грир. — Вы позволили увезти больного человека в каком-то раздолбанном пикапе через Белый перевал?! Хорошо же вы ухаживаете за больными!

— Господи, конечно, нет. Шоссе через перевал даже близко не подходит к ферме преподобно Гринера. Они поехали на экскурсионном поезде по историческим местам Золотой лихорадки. Он, конечно, должен идти в Доусон, но преподобный договорился с машинистом, что если тот остановится у Беннета, преподобный не станет раскалывать ему черепушку. Это единственный способ браться до Бьюлаленда…