парнем“, – вспоминает Элиза. – Он ходил со мной в больницу, общался с докторами. И согласился сдать сперму. Однако чувствовалось, что ему было не по себе. Он не знал, как себя вести».

Пункцию Элизе делают без гормонов: стимулировать рост клеток у пациентки с раком нельзя. Оплодотворяют восемь яйцеклеток, получают шесть эмбрионов, замораживают. Дальше операция: удаляют опухоль и лимфатические узлы. Хорошая новость: удается сохранить грудь.

Через две недели после операции Элизе нужно выходить на работу, иначе нечем будет заплатить за квартиру: сожитель по-прежнему безработный. «Я работала полный день, проходя облучение. Принимала от двадцати до тридцати пациентов. Уставала, к вечеру вообще не могла стоять на ногах». Молодой человек постепенно начал отстраняться. Избегал разговоров. Перестал быть нежным. Готовил еду только для себя. «Думаю, он уже тогда принял решение. Ну или просто не выдержал».

Проект семьи не обсуждался и раньше; теперь прекратились все обсуждения.

«Я была слишком поглощена своим здоровьем и не замечала того, что происходит. А было уже все очевидно. Он изобретал способы, как выйти из положения. В декабре он наконец нашел работу. Мое лечение закончилось в конце декабря. Несколько недель спустя мы расстались». Элиза была с отцом в Питтсбурге, на кладбище у бабушки, когда раздался звонок: ее партнер сообщил, что решил расстаться. «Я была ранена. Очень не хотелось оставаться одной в такой трудный период». Он забрал вещи, пока Элиза была на работе, оставив ключи на столе.

«Меня накрыла новая волна грусти. Я думала, что поддерживала его, пока он был без работы, а он ушел сразу после того, как смог снять квартиру. Было страшно спросить про эмбрионы. Но я набралась смелости и позвонила.

– Хорошо, мы расстанемся, а эмбрионы? Что делать с ними?

Он ответил, что нет смысла говорить про это сейчас, но эмбрионы – не повод для того, чтобы оставаться вместе».

Вскоре после разговора Элизе позвонил его адвокат с целью удостовериться, что эмбрионы уничтожены. Юрист Элизы смотрит договор и говорит, что судиться за право распоряжаться судьбой эмбрионов единолично будет долго, недешево и практически безрезультатно.

«Я еще раз позвонила ему и сказала, что он уничтожает мой шанс стать матерью. Он ответил, что ему очень жаль».

Некоторое время Элиза обдумывает ситуацию. «Судиться? Мне был гарантирован проигрыш. Умолять его, пытаться разжалобить? Я знала, что он религиозен и не будет счастлив, зная, что его ребенок растет без него. За хранение эмбрионов нужно ежемесячно платить 500 долларов. Я подумала и решила, что не хочу быть связанной с ним до конца жизни. И не хочу от него ребенка. Позвонила адвокату и сказала, что даю согласие на утилизацию».

«Поговорив с врачами, я узнала, что могу пройти повторную пункцию. Они сказали, что облучение было локализовано в районе груди и никак не отразилось на качестве яйцеклеток. Я волновалась, ведь клетки стали на восемь месяцев старше. Но выбора в любом случае не было».

Эмбрионы Элизы были отправлены в лабораторию на опыты за несколько дней до новой пункции. «Я не хотела, чтобы клиника их хранила. Я боялась, а вдруг они перепутают и пересадят старые? Мне снились страшные сны, что из-за ошибки я нечаянно беременею его ребенком, а он начинает меня преследовать в судах».

В марте 2014 года Элиза Штерн сделала вторую пункцию: заморозили восемь клеток. «Я с грустью думала, что вдруг они будут плохими, поскольку врачи не могут до конца оценить ущерб, нанесенный лучевой и лекарствами. На эти клетки, впрочем, у меня не было никаких планов. Я бы все равно не стала рожать одна, поскольку не хотела быть матерью-одиночкой. Мне было важно, чтобы кто-то хотел этого ребенка вместе со мной».

Через два года после операции 39-летняя Элиза регистрируется на дейтинг-сайте: «Не рассчитывала ни на что серьезное. Пару раз выпила с кем-то чай. И вдруг в январе 2016 года на свидание пришел человек, к которому сразу возникли чувства». Он был старше на год. Работал в ресторанном бизнесе. Выяснилось, что десять лет назад они были знакомы и даже обменялись мейлами. «Я еще тогда выделила его, подумала, что он симпатичный». Элиза только что получила новое предложение работы в Англии, на которое уже успела согласиться. Уезжать нужно было в апреле. В марте она отказывается ехать, ведь он – тот самый человек, ради которого стоит остаться. В октябре они были уже помолвлены, в марте 2017-го – поженились.

«Примерно через месяц после знакомства я рассказала ему про рак. Перед помолвкой, когда он заговорил про детей, я сказала, что у меня есть замороженные клетки». Его взгляды были прогрессивными; он не только не боялся ЭКО, а напротив, сказал, что криоконсервация была умным решением. Он нервничал только по одному поводу: его брат с женой несколько раз делали ЭКО без результата. Поэтому он не был до конца уверен в эффективности, но хотел начать пробовать как можно быстрее.

Через год после свадьбы, убедившись, что по-прежнему хотят жить вместе, они идут на ЭКО. В мае 2018-го разморожено восемь яйцеклеток, получено четыре эмбриона. Элиза просит перенести только один, остальные снова замораживаются. Попытка оказывается неудачной. «Когда я позвонила в клинику и мне сказали „нет“, я вдруг осознала, как сильно желала этой беременности».

Один из эмбрионов не пережил заморозки – их осталось два. Месяц спустя Элиза идет на второй перенос. Удивительно, но ее опасения сбылись: врачи все-таки совершают ошибку. «Я сказала, что прошу разморозить только один эмбрион. Поскольку совсем не хочу рожать близнецов. Как медработник, я хорошо знаю, как сложно проходят такие беременности, особенно для нездорового человека. Также есть статистика выкидышей после сорока лет, особенно в случае с двойнями».

Когда Элиза приходит на процедуру, то обнаруживает, что разморожены оба эмбриона. Делать рефриз слишком рискованно, доктор предлагает выбор: сажать два эмбриона или избавляться от одного. Приходится соглашаться на два. «Хорошо, что по ошибке не разморозили сразу четыре». Все заканчивается благополучно: беременность дает только один эмбрион. В апреле 2019 года Элиза родила дочь.

«Начало беременности было тяжелым. Первые десять недель мне нужно было продолжать делать инъекции прогестерона, и я чувствовала себя не очень хорошо. Вдруг ни с того ни с сего начинала грустить. Грусть прошла, едва прекратились инъекции. К тому же я нервничала из-за гормонов, продолжая думать о раке, развитие которого они стимулируют». Во время беременности каждые три месяца Элиза ходила к онкологу.

Девочка в итоге родилась даже без кесарева сечения, которое обычно рекомендуют матерям после сорока; врачи разрешили 41-летней матери естественные роды. «После было много необоснованной послеродовой тревоги. Психолог сказал, что в этом нет ничего удивительного, это естественная реакция организма на стресс последних лет. Друзья, которые знают