Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Красиво!
Обыкновенно молчаливый Франц отвлек Вюнша от размышлений и обратил его внимание на кленовую рощу с правой стороны от дороги. Деревья были голы и печальны. Старые стволы, помнившие еще Наполеоновскую эпоху, и юные деревца, видевшие лишь Германию после Войны, были равны перед природой. Хольгер, глядя на них, представлял, как они покроются зеленой краской листьев, как напитаются весенним солнцем и вновь оживут. Они уже освобождались от оков зимы, уже появлялись на ветках первые почки неловкие как слова, сказанные робким юношей при знакомстве с первой в его жизни любовью. Могущество их будет недолгим. Придет осень и преобразит живой зеленый в траурный красный и желтый. Ноябрьский ветер сорвет с деревьев последние обрывки их наряда и оставит их на растерзание зимы. Зима в Баварии не жестока – она щадит голых и нищих. А после снова придет весна и все повторится, как повторялось уже много раз.
– Да, красиво.
Голос Вюнша прозвучал хрипло.
До Ингольштадта было около семидесяти километров строго на север, а на северо-запад от Мюнхена и, соответственно, на юго-запад от Ингольштадта, рядом с небольшой речкой и крупным лесом когда-то стояла ферма. Люди, жившие в ней, были необщительны и имели плохую репутацию. А потом кто-то их убил.
Хольгер и Майер решили, что в Кайфек и на ферму они съездят после того как поговорят с Раушем и, если повезет, Носке. Полицмейстеры почти не участвовали в расследовании и покинули Хинтеркайфек на следующий день после того, как туда приехал Рейнгрубер. Однако именно они первыми прибыли на место, именно они первыми увидели тела и обстановку в доме и в сарае. Носке и Рауш должны были что-то заметить и запомнить.
У Вюнша почти не было сомнений, что Рауша удастся найти – если в личном деле сказано, что он по-прежнему служит полицмейстером в Ингольштадте, значит, так оно и есть, а вот на поиски Носке можно было потратить много времени впустую. Хольгер протяжно зевнул – полуночный разговор с Хеленой сказывался, а кофе выпитый утром терял свое действие.
– Вы бы хотели жить вот так, Франц?
Они проезжали мимо небольшой деревеньки – одной из множества разбросанных по разным сторонам дороги. Майер сегодня был необычайно многословен, а потому не просто сделал жест головой, а дал развернутый ответ:
– Нет, не хотел бы.
– А вот я иногда подумываю перебраться в такую деревеньку, жениться на дородной фрау, нарожать пару-тройку ребятишек и прожить, не отрываясь от земли, всю свою жизнь.
– А почему не переберетесь?
– Не знаю. Наверное, не набегался еще. Деревеньки, наподобие этой, остаются в зеркале заднего вида, а я продолжаю ехать вперед, хотя возможно когда-нибудь…
– Вы выросли в Берлине?
Хольгер вспомнил знакомство с Майером и усмехнулся про себя. «А парень молодец – очень быстро научился». Берлинский выговор Вюнша, и так никогда не бывший ярко выраженным, за годы вне родного города почти сгладился. От коренных баварцев его акцент отличался, но точно определить в нем берлинца было нелегко, тем более для прожившего всю свою жизнь во Франции Майера.
– Да.
– Я тоже вырос в большом городе, поэтому даже не могу представить себя крестьянином.
– Возможно, вы и правы…
Город Ингольштадт имел долгую и славную историю. Когда Хольгер только планировал перебираться в Баварию, он прочитал об этом городе и его истории в одной брошюре. Ингольштадт был основан еще во времена Карла Великого на берегу Дуная. Как часто бывало в те незапамятные времена, поначалу была построена только крепость, а уже потом вокруг нее появился город. Именно здесь был основан первый в Баварии университет (Хольгер не помнил точно, в XV-м или в XVI-м веке произошло это знаменательное событие), а также провозглашен первый в Германии закон о чистоте пива. Дату этого события, завершившего закрепление традиций пивоварения столь дорогих сердцу настоящего немца, Вюнш запомнил – оно произошло в 1516-м году.
Лет пять назад Хольгер даже выбирался в Ингольштадт специально, чтобы снять пробу с местного пива, и был изрядно разочарован – мюнхенское было ничем не хуже, а то и лучше. И уж ни в какое сравнение ингольштадтское пиво не шло с тем напитком Богов, который Хольгер попробовал в захудалой на вид пивной рядом с Анхальтским вокзалом48, вернувшись с Войны. «Странно, но больше такого вкусного пива пить не доводилось…»
Городу Ингольштадту, впрочем, плевать было на мнение Вюнша о местном пиве. Он продолжал расти и динамично развивался. Криминогенная обстановка здесь была намного благоприятнее, чем в Мюнхене и некоторые полицейские переводились в Ингольштадт дорабатывать до пенсии.
Еще вчера, вернувшись в Управление от доктора Иоханнеса, Хольгер не поленился и растряс сонного чинушу из канцелярии полицайпрезидента Гиммлера, чтобы тот выдал им бумагу с указанием оказывать предъявителю всяческое содействие. Несмотря на то, что Ингольштадт под юрисдкцию мюнхенского полицайпрезидента не подпадал, Вюнш очень сомневался, что кто-то из местных полицейских руководителей захочет ссориться со столичным начальством. Вопреки ожиданиям Хольгера, подпись Гиммлера появилась под приказом очень быстро. «Да, такой расторопности от высшего руководства обычно не дождешься!» – Вюнш продолжал недоумевать по поводу причин интереса начальника к этому делу. Кроме того, в Управление полиции Ингольштадта должны были позвонить и предупредить об их с Майером приезде. Было без десяти минут одиннадцать.
Местное Управление полиции помещалось в двухэтажном длинном здании в центре города. Их действительно ждали, по крайней мере, секретарь полицайоберрата пустил их в его кабинет без всяких проволочек.
– Добрый день! Вы видимо и есть детективы Вюнш и Майер, о приезде которых нас вчера столь настойчиво предупреждали?
Хольгер пропустил легкий укол со стороны оберста мимо ушей.
– Добрый день. Абсолютно верно, я, оберкомиссар Вюнш.
– Комиссар Майер.
– Полицайоберрат Герман Морлок. Так чем я могу помочь мюнхенским коллегам? Присаживайтесь. Мне говорили, что у вас будет с собой некая бумага, подтверждающая ваши права.
За вежливостью оберста Морлока Хольгер отчетливо видел нервозность и, даже, некоторое раздражение. «Боится, что ли, чего-то?». Впрочем, даже если оберст и планировал чинить им препятствия, бумага с подписью шефа Мюнхенской полиции поставила на этих планах жирный крест.
– Хорошо. Я вас внимательно слушаю.
– Мы расследуем дело о массовом убийстве, совершенном в 1922-м году.
– Ааа, Хинтеркайфек… Неужели это дело отдали на доследование?
– Да, отдали. А вы знаете об этом убийстве?