— Ничего, дело нехитрое, — успокоил Упрям.

Встали перед зеркалом.

— Ты говоришь, не впервой… а раньше кому личину делал?

— Не отвлекай меня, — орудуя угольком, велел ученик чародея. — Ну, себе.

— Извини, не буду. А для каких же, любопытно, целей?

— Да так, — смутился Упрям. — Ежели, скажем, надо с кем-нибудь повидаться, а родня, положим, не одобряет.

Василиса смерила Упряма пристальным взглядом.

— До девок, поди, бегал? Что ж, не зря про тебя говорят, что охоч…

— Охоч, не охоч, тебе-то что? — Упрям смутился отчего-то еще больше. — И потом, кто говорит-то? И… вообще, я просил не отвлекать.

— Ну, извини, больше не буду.

Слово княжна сдержала, но большего уже и не требовалось. Ученик чародея почувствовал, как наливаются жаром уши, и каким-то образом от этого взор княжны стал особенно, почти телесно ощутимым. Он разозлился. Велел себе успокоиться, но не преуспел. «Что-нибудь напутаю», — подумал он, хотя заклинанием и, правда, владел в совершенстве.

— Чнрик-чик-чик!

— Ух! — радостно воскликнула княжна, снова вздрогнувшая, но чашу на сей раз удержавшая.

— Да что ты будешь делать, совершенно невозможно чародействовать! — Напряжение Упряма выплеснулось на ни в чем не повинную птичку. — Ты это что, нарочно устраиваешь?! Вредительствуешь? Или так, забавляешься?

— Очумел? — возмутилась птичка. — Какие забавы, я дело делаю — и полезное, кстати сказать. Ничего себе, тружусь в поте лица, а меня же и попрекают! Злой ты…

— Зачем ты так с ней? — заступилась Василиса.

Краска от ушей поползла по щекам.

— Ну… не сердись. Прости пожалуйста, я не хотел обидеть.

— Не хотел… — насупилась деревянная птичка. — Думаешь, очень приятно, одним только боком тесанной, сидеть тут дни и ночи напролет, вызова ждать? Все же ради вас, чародеев, стараюсь.

— Обещаю, я больше никогда не скажу тебе грубого слова.

— А удобно, думаешь, деревянным клювом шевелить?.. Ладно, забыли, не красней больше — загоришься. Если сейчас некогда разговаривать, прикоснись к моей лапке. Да, вот так.

Упрям выполнил требование, и резной глаз птички осветился глубоко сидящей красной искрой.

— Вот. Теперь тот, кто вызов шлет, просто скажет, что нужно, а я тебе потом, как снова лапку тронешь, видением и представлю.

— Спасибо тебе, добрая труженица, — сказал Упрям. — Спасибо, что зла не держишь. А хочешь, я тебя из рамы вырежу и второе крыло приделаю?

— Да ну тебя, — смутилась птичка. — Занятная мысль, конечно. Работать я уже не смогу, а летать, может, и получится… Славный ты мальчик, Упрям. Не надо мне второго крыла. И ничего не надо. На самом деле мне тут совсем не скучно, это я уж так, для красного словца. Наоборот интересно — я ведь свою работу люблю. Ну, поболтали и будет — у тебя зелье стынет.

Упрям повернулся к Василисе:

— Правильно птичка говорит, продолжим. А весело вы тут с Наумом живете, — заметила княжна

Заклинание прошло как по маслу. Ученик чародея испытал глубокое удовольствие, знакомое, быть может, только песнопевцам. Слова лились свободно, легко, живо, ни на волос не отступая от задуманного ни в длительности, ни в высоте звука. Василиса прикоснулась губами к краю чаши, стала пить, запрокидывая голову, а когда осушила все до последней капли и взглянула на себя в зеркало — восхищенно охнула. Было отчего! Вместо девушки смотрел на нее невысокий, но стройный парень, жилистый, проворный — ощущались в нем и сила, и сноровка, и ум. Сечка на боку и Василисе шла, но теперь, казалось, стала частью тела.

Черты лица не утратили общности с Василисиными, и князя получившийся добрый молодец напоминал изрядно, но сходство было такого рода, что ничего существеннее пересудов досужих кумушек вызвать не могло.

— Здорово! — признала княжна.

— Эй, отроки, обедать идете? — донеслось снизу.

— Идем! — крикнул Упрям в дверь и вернулся к зеркалу. Василиса уже переминалась с ноги на ногу, но осталась — ей хотелось узнать, кто вызывает башню Наума, и она встала на прежнее место, хотя теперь это не требовалось.

После прикосновения к резной лапке искра в глазу птички погасла, а далекое отражение в зеркале пришло мгновенно, явив одетого в белое чародея преклонных лет, но крепкого — от него исходило ощущение глубокой мощи. Серые глаза были подобны грозовым тучам над бескрайними лесными просторами. Упрям узнал его: чародей Светорад несколько раз гостил в Дивном. Наум почитал его вернейшим другом.

— Наум, если можешь, ответь мне скорее, — сказал он и протянул руку вверх — должно быть, к птичке, вырезанной в раме его зеркала. На стеклянной поверхности заплясали радужные блики.

— А как это сделать? — спросил Упрям у птички.

— Ну, без подготовки сложно, — отозвалась та. — Но ты не волнуйся, я последний вызов хорошо запоминаю, могу сама ответить. Подожди немного. Вот сейчас… ага, чирик!

Светорад со своей стороны так быстро шагнул навстречу, что, казалось, готов был ворваться в дивнинскую башню.

— Упрям? Вот вымахал-то как… Здравствуй, позови-ка мне учителя, да поскорее.

— И тебе поздорову. Наум… не может подойти.

— Вот как, — опечалился Светорад. — Я слышал о нападении, малый. Наум жив?

— Враги не добрались до него, — сказал Упрям, помедлив.

Ладожский чародей по-своему истолковал его заминку:

— Не, доверяешь зеркалу? Разумно. Тот, кто решился злоумыслить против Наума, должен быть сильным магом. Послушай, вот что я тебе скажу: мне надо с ним поговорить как можно скорее. Понимаешь меня? И еще передай Науму, коли сможешь: я верю ему, как самому себе, но не все в стольной Ладоге со мной согласны. Все ли понял? Передашь?

Чего ж не понять? Плохо дело в стольной Ладоге. Быть может, Светорад один там остался, кто не допускает мысли предательстве Наума.

— Если смогу, обязательно, — сказал Упрям.

Светорад кивнул, прикидывая, какой скрытый смысл может содержать этот простой ответ, данный в опаске быть услышанным чужими ушами. И догадка ему явно не понравилась.

— Что ж, бывай здоров, Упрям.

— И ты тоже, Светорад. Спасибо, птичка добрая, — добавил ученик чародея, когда блики в зеркале сменились его собственным отражением.

— Не за что, — ответила та и замерла.

— Кто это был? — спросила княжна. — Голос такой грозный…

— Скорее взволнованный. Это сам Светорад, чародей ладожский и Совета Славянских Старцев Разумных головы помощник. Друг Наума.

— Ты не попросил его о помощи.

— Не сообразил. Да и чем он поможет? Что бы ни говорили в Ладоге, они далеко, а мы здесь. Я думаю, пора нам князю-батюшке все рассказать. Благо теперь есть что — у нас появились подозреваемые.