Весь смысл проекта был в том, чтобы измениться. Но я не ожидала, что это так взбесит остальных.

Мама беспокоилась в первую очередь о том, что я решила «послать» заботы о своей внешности. В субботу мы встретились с ней на традиционном обеде, который устраиваем каждый месяц, и ходили по магазинам. Она смотрела на цены в Whistles и информировала меня, сколько такое же стоило бы TK Maxx. Всегда было 16 фунтов.

– Выглядишь очень богемно, – сказала она, когда я встретила ее на станции.

Она была в моделирующих форму серых брюках, в сером тренче и кремовом шелковом шарфе. Ее волосы были идеально уложены. Если бы эта женщина попала на войну, она бы рыла траншеи с идеальными стрелками на брюках и с помадой.

– Что это значит?

– Ничего, просто твои волосы дико выглядят. И ты немного бледная. Ты больна?

– Нет, просто я сегодня без макияжа.

– Ох, ты же не потеряла свою косметичку? Мэриэнн, ты постоянно теряешь вещи…

– Нет, просто мне не хотелось краситься.

– Ох… – она рассматривала меня с ног до головы, взвешивая глазами. – Ты ела много пасты? – продолжила она.

– Да, мам. А еще я ела торт на завтрак, – сказала я, провоцируя ее сказать что-нибудь еще.

– Ну ладно, сбросишь и вернешься к нормальной форме.

– Сброшу что, мам? Я вроде еще не размером с дом.

– А я этого и не говорила! – она удивилась моей реакции.

– Мне надоело, что ты вечно беспокоишься о моем весе и внешности. В жизни есть кое-что поважнее стремления к красоте и худобе, знаешь ли! Полмира голодает, а ты говоришь о калориях.

– Ладно, – сказала она.

– Все равно парень на семинаре сказал, что мы станем намного здоровее, если пошлем к черту диеты и попытки заставить себя пойти в спортзал. Мы вернем наше тело к естественному ритму жизни и бросим постоянные попытки контролировать его. Тогда мы сами поймем, когда нужно съесть салат или пойти на пробежку…

– Так ты хочешь салат на обед? – спросила она.

– Нет, я хочу пасту.

– Еще пасту?

– Да!

Мы зашли в итальянский ресторанчик рядом с площадью, я заказала карбонару с красным вином, а мама – чиабатту с курицей и кофе. Я сгребала пасту себе в рот и продолжала формулировать свое неожиданно появившееся мнение о патриархате и представлении о теле.

– Кто-то выложил на Facebook исследование, где испытуемым женщинам и мужчинам дали тест на интеллект. Все показывали одинаковые результаты, пока не переоделись в купальники. Женщины не смогли думать спокойно, потому что все их внимание сосредоточилось на том, как они выглядят. Представь, сколько сил мы тратим на заботу о внешности! Если бы большую часть жизни я не волновалась о своих формах, я бы уже была премьер-министром!

– Ты хочешь стать премьер-министром? – хмыкнула мама.

– Нет. Не в этом суть. Я просто пытаюсь сказать, что устала волноваться о теле. Есть вещи в жизни поважнее.

– Ладно! Уходи в отрыв! Скоро сожжешь свой лифчик! – сказала она и посмеялась над своей шуткой.

Я отправила еще пасты себе в рот и ничего не ответила.

Когда мы закончили обедать, мама открыла сумочку в поисках помады и зеркальца. У меня в сумке никогда не было ни зеркальца, ни помады.

– Мне просто кажется, что ухаживать за собой приятно, – сказала она. Ее губы были накрашены идеально. – Так всегда чувствуешь себя лучше.

Я не знала, что ответить. Она была права. Это было приятно. Мы зашли в Cos, и она примерила несколько вещей. Все смотрелось прекрасно на ее модельных ножках. Я пыталась побороть неприятное чувство бесполезности «посылания», когда примерила зеленые брюки-палаццо, облегающие каждую ямочку на моей заднице. Ну и ладно, пошло оно.

Остаток месяца я продолжала посылать вежливый тон с друзьями, посылать беспокойство о внешности и даже еще больше посылать работу. Карьера ушла на задний план с тех пор, как начались мои поиски себя, но теперь я отошла от дел окончательно. После многих лет трудоголизма я даже не притворялась заинтересованной в работе.

– Я не хочу писать о туши, антицеллюлитном креме или о том, почему искусственный загар – отстой, – сказала я Рейчел вечером после целого дня созерцания белок.

– Нам всем приходится делать то, что нам не нравится, – сказала Рейчел.

– Но почему? Почему нам всем приходится делать то, что нам не нравится? Когда мы приземлились в Гатвике, все были такими несчастными. И все эти серые лица в метро. Зачем мы этим занимаемся?

– Чтобы платить по счетам.

– Должно быть что-то большее, чем работа, оплата счетов и покупка дерьма, которое нам не нужно, – сказала я.

– И что теперь? Нам всем нужно бросить работу и ничего не делать? – спросила Рейчел.

– А почему нет? Джон говорит, что корень всех наших проблем – в борьбе с естественными ритмами жизни и что нам всем порой надо отдохнуть. Так что да, ты можешь бросить ненавистную работу, отправиться в кровать на недельку или даже на месяц, но однажды ты проснешься и захочешь что-то сделать. И это что-то потянет за собой что-то еще, и тогда ты найдешь свой путь. Путь, по которому ты захочешь пойти больше, чем по беговой дорожке…

– А что же насчет денег?

– Джон говорит, что мы слишком помешаны на деньгах. Когда их нет, мы думаем, что они решат все проблемы. Когда они есть, больше всего мы боимся их потерять. Но реальность такова, что большинство из нас не останется голодными в этой стране. Даже если мы потеряем все, мы найдем выход.

Было 22 часа, она работала весь день.

Я слышала, как она поднимается по лестнице, ее шаги были тяжелыми и усталыми.

Я всех бесила. Я знала это. Мне было пофиг. Первый раз за всю свою жизнь мне было пофиг.

Казалось, что все вокруг живут во лжи. Почти не живут. Я так не хотела. Я хотела чего-то большего, чего-то другого.

В основе «Послать все на…» стояла идея, что мы все должны отпускать, подчиняться и верить, что все будет хорошо, что есть некая сила, которая присмотрит за нами: Бог, Вселенная или что-то еще.

И я начинала в это верить. Впервые в жизни я могла просто жить, и это было прекрасно.

* * *

– Что ты сделала?

– Ты меня слышала.

– Ты была на голой йоге?

– Да.

– На йоге без одежды?

– Да.

Хелен посмотрела на меня взглядом в духе «ты совсем с ума сошла?».

– Просто хочу уточнить – ты принимала позу наклонившейся собаки, уткнувшись лицом в чью-то задницу?

– Нет, преподаватель расставил маты так, чтобы ты не смотрел на кого-то прямо… И свет был очень приглушен, так что я видела только по половине пениса.