Егоров. – Тимофей Захарович, – обратился он к стоящему рядом офицеру. – Выставь ночные караулы и секреты из своих. Пару дозоров снаряди пробежаться по окрестностям. Стрелковым ротам – готовиться к погрузке раненых на суда и к ночёвке. У нас больше четырёх десятков раненых, господин майор, – пояснил он Огаркову. – Сумеем ведь их разместить на палубах?

– Пять грузовых шхун сейчас под погрузкой стоят, – прикинул тот. – Одну забирайте себе, господин полковник. Всё остальное, что думали к себе переправить, уж как-нибудь растолкаем по другим. Ну а что не уместится, то в воду. Чего уж тут поделать, люди, конечно, важнее. Суслов, Данила! – подозвал он своего офицера. – Скажешь на пристани, чтобы одну шхуну егерям отдали. Да, моё это распоряжение, мой приказ! Ступай! Гляжу, жаркое у вас дело было? – кивнул он на подъезжающие подводы с ранеными.

– Жаркое, – вздохнул Алексей, – очень.

– Вашвысокоблагородие, Ляксей Петрович, – напомнил о себе стоящий за спиной Мазурин. – Позвольте вас осмотреть, ну ведь скоро неделя уже будет, как мы эту корсету не поправляли. Меня на берегу здесь оставили, а сами с егерями ушли. Ну, ведь приказ у меня. Ну, Ляксей Петрович.

– Обожди ещё немного, Спиридонович, – попросил лекаря Егоров. – Сейчас тут со всеми делами закончим, и я в твоей полной власти. Обещаю. Всё равно ведь от тебя не отвяжешься никак.

После полуночи попрощались с отбывающими на тот берег.

– Андрей, ты офицер сообразительный, – отведя Воронцова в сторону, негромко пояснял ему командир полка, – переправишься с ранеными на тот берег…

– Алексей Петрович, а как же рота?! – воскликнул тот.

– Господин поручик! – повысил голос Егоров. – Вас кто учил перебивать старших по званию?!

– Виноват, господин полковник! – вытянулся Воронцов.

– Молодые, горячие, – проворчал Алексей, – всё норовите своё «я» вставить. Итак, переправишься с ранеными на тот берег с «особым грузом». Возьмёшь с собой ещё и пятёрку из самых надёжных разведчиков, из тех, кто умеет язык за зубами держать. Вон, Фёдора Лужина старшим над ними поставь. Скажешь, что от меня ему особое указание. На том берегу в Измаильском лагере передашь это письмо нашему главному интенданту Рогозину Александру Павловичу. И охраняйте этот особый груз до самого нашего прихода. Даже если майор весь комендантский плутонг к нему для охраны приставит, всё равно своих людей от него не убирай.

– А что это за особый груз такой, Алексей Петрович? – полюбопытствовал Воронцов.

– Увидишь, – кивнул тот. – Прямо на погрузке его под свою ответственность и получишь.

Шхуны отходили от правого берега Дуная одна за другой. Вот отчалила и та, где расположилась команда раненых егерей.

– Ещё пара часов до рассвета есть, Алексей Петрович, – проговорил Осокин. – Вам бы поспать хоть немного? Устали вы.

Мимо протопала колонна солдат из пионерской роты.

– Сейчас ещё масла со скипидаром привезут, и сразу проливайте всё там, Кузьмич, – показал унтеру на брёвна причалов офицер. – Потом, как запалите, можете немного дух перевести. Господин майор сказал, что с рассветом будем отсюда выходить. Опять нам толком отдохнуть не удастся, а ведь впереди ещё семь десятков вёрст по грязи топать.

Сводный отряд из егерей, четырёх рот Углицкого мушкетёрского полка и пионеров уходил от дымящих развалин крепости Исакча в сторону Мачина. Именно там сейчас и должны были действовать основные силы десанта.

В это самое время отряд де Рибаса переправился от Галаца на большой остров Концефан, стоящий чуть ниже Браилова. Гренадёры Днепровского полка, высадившиеся первыми, решительной атакой выбили неприятеля из батарей и шанцев и захватили переправу на правый, Дунайский берег. Турки, узнав, что со стороны крепости Исакча к ним подходит другой сильный отряд русских, боясь оказаться под ударами обоих, оставили прибрежные крепости и отступили вглубь своей территории. Войска генералов де Рибаса и Голицына выполнили поставленные перед ними командованием задачи, уничтожив прибрежные укрепления противника и строящиеся переправы. Турки, не ожидавшие удара русских, приостановили приготовления к переходу на русский берег, утратили инициативу и теперь помышляли только лишь об обороне. Флотилия де Рибаса отныне могла доминировать на Дунайских просторах и доходить до самой Силистрии. Орудийные батареи на острове Концефан были ей теперь не страшны.

– Ну что, выполнил своё особое задание, Егоров? – оборвал доклад полковника Голицын. – Пока вы там где-то прохлаждались, мы вот крепость Исакчу взяли и из Браилова с Мачиным неприятеля изгнали. Ла-адно, не обижайся, твои егеря тоже хорошо себя показали. И серб этот твой, как уж его там, подполковник Милорадович, весьма, надо сказать, разумным командиром оказался. Хорошо поиск перед основными нашими силами провёл, даже сумел алай сипахов изрядно потрепать, который прикрывал отход турок. Всё, полковник, мы свои дела на этом берегу закончили, переправляемся теперь на свой. Отряд де Рибаса уже отходит к ожидающим его судам, и мы следуем за ним. Он переправляется в свой лагерь к Галацу, а нас потом речная флотилия прямиком к Измаилу доставит. Ваше дело, полковник, будет вести дозорную службу и показывать здесь нашу активность. Пусть турки нас опасаются и не подходят пока близко, дабы не сорвать отход.

– А потом мы ударили двумя залпами по развернувшимся беслы, проредили в упор из пистолей подскакавших и приняли на штыки оставшуюся пятерку, – рассказывал офицерам полка Алексей. – В это время Курта уже пробили двумя пулями. Чуть-чуть я не успел, чуть-чуть, – тихо проговорил он. – Ведь чувствовал, что неладное у моста творится. На душе какая-то маета была. Думал ведь сразу, как только этот большой дом взяли, людей туда на подмогу отправить. А тут Огнена, других наших ребят побитых из него вынесли, и всё из головы вылетело. Когда всё это нападение на село планировал, ведь можно было приказать Бегову полусотню у моста оставить! Или вообще только после того как всё закончится, к Исакче уходить, но никак не раньше! Ума не хватило. Что же я теперь на Буге всем нашим скажу? Как Егорке в глаза буду смотреть? Не уберёг его папку? В опасности его оставил, а сам вот уцелел?

– Не терзай ты себя, Алексей, не надо, – обнял друга Живан. – На самом ведь живого места нет, весь в рубцах и шрамах. Не виноват ты ни в чём, война во всём виновата. Самых лучших она от нас забирает. А Курт, он действительно был лучший и погиб как самый настоящий воин, как командир русских егерей. И не важно, какая в его жилах текла кровь. Он погиб русским героем, русским офицером, до последнего защищая своих людей. Помянем его, господа!

Ещё три дня, по шестое апреля 1791 года, егеря отдельного полка главного квартирмейстерства армии несли дозорную службу и выполняли роль