Пить в одиночку — это алкоголизм, решительно воспротивилась спина.

Я охнула и даже не поняла, почему бутылка с грохотом юркнула между тумбочкой и кроватью, а фужер, закачавшись на тонкой ножке, зазвенел о второй, и оба осколками рассыпались по полу. Лучше бы Марта выбрала стаканы…

— Ты цела?! — В спальню влетел Клод. — Не порезалась?! — Он уже присел на корточки и держал в своих руках мои босые ноги, осматривая ступни. — Почему ты не позвала меня?

— Думала, сама справлюсь. — Только бы он подольше не убирал руки, моим ногам очень нравилось их прикосновение, и смотрел бы на меня снизу вверх.

— Тебе не спится? Скучно одной?

— Немного. — Мне очень хотелось обнять его большую голову и прижать к себе, но я боялась пошевелиться, чтобы опять не разозлить спину.

— Давай я отнесу тебя в кухню, посидишь с нами.

— У меня пока плохо получается сидеть.

— А кресла в гостиной раскладываются?

— Раскладываются. Клод, обними меня.

— Помочь тебе лечь, как следует?

— Нет, я больше не хочу лежать. Просто обними.

— Потом. Еще порежешься. — Он принялся собирать осколки салфеткой. — Подожди, Клер, я перенесу кресло из гостиной в кухню, разложу и устрою тебя на нем. Я поговорил с Паскалем, он больше не будет заниматься ерундой.

— Когда? Ведь мы с Мартой отключили телефон.

— Я знаю. Она давала мне свой маленький.

— Конспираторы.

— Вроде того. — Он свернул салфетку с осколками и поднялся. — Она, оказывается, писательница. Говорит, ты ее спасла. Как скрипача?

— Примерно. Марта тебе понравилась?

— Смешная! — Он невольно фыркнул. — Говорит, что Паскаль — сплошное очарование. Видела бы она его!

— А над чем вы там смеялись?

— Так. — Он пожал плечами. — Я рассказывал про японцев и шотландцев. Марта говорит, что напишет про них в новой книге. — Он прошел в гостиную и поднял кресло. — Она и про нас напишет?

— Если хочешь, попроси ее. — Почему он все время про Марту? Марта говорит то, Марта говорит се…

— Нет, что ты, Клер! Все равно никто не поверит.

— Золотце, что происходит?

В гостиной появилась Эрнестина и по-совиному вытаращила глаза на Клода с креслом в руках. За ее спиной Марта мимикой и жестами показывала: дескать, извини, я не могла ее больше задерживать!

— Все в порядке, Эрнестина, — сказал Клод, — разреши-ка мне пройти.

— Клод хочет разложить кресло в кухне для меня, — объяснила я попятившейся назад Эрнестине, а Марта тем временем ловко просочилась между креслом и дверным проемом и оказалась возле меня.

— Я уронила бутылку с шампанским и разбила фужеры.

— Ловко, — Марта извлекла бутылку, — не разлилось ни капли. — И горячо зашептала: — Твой пекарь — просто потрясающий! Я даже придумать такого не в состоянии! Чудо! И не вздумай верить кому-нибудь, что вы не пара! Верь только своему сердцу! Да он любой пара! Понимаешь, любой! А он выбрал тебя! Он так себя ведет, что, не знай, я тебя раньше, решила бы, что вы всю жизнь, сто лет вместе! Молчи и слушай, что я тебе скажу! Рожай от него при первой возможности! Молчи! Ничего ты не старая! Выздоровеешь! Главное, он здоровый, понимаешь, здоровый! У него и психика здоровая! Здоровая мужская психика без всяких комплексов рефлексирующего непонятого гения пли наполеонства плебея-недоучки! Хочешь прямо из бутылки хлебнуть? Нет? Ну, тогда я. За твоего пекаря и за ваше потомство!

— Марта, прекрати! А то я тебе высоким штилем скажу: ты заставляешь сильнее биться мое старое сердце!

— А мое юное ты вообще заново завела. Так что я просто обязана помочь твоему мотору.

Клод навалил на кресло целый Монблан подушек со всех диванов из гостиной, и я, можно сказать, возлежала на них возле стола как заправская древнеримская патрицианка на пиру. Собственно, это и был настоящий пир!

— Это не пир, — поправила меня Марта, она ела руками, отламывая от батона солидные куски, — это продолжение полнейшего разврата, начатого нами с тобой утром.

Марта восторженно отпила из своего бокала, а моя кузина, замерев с листочком салата на вилке — она мужественно потребляла только зелень, — с нескрываемым любопытством поинтересовалась:

— Клер, а вы давно вместе? Почему ты мне никогда об этом не говорила? В нашем кругу это так актуально!

— Золотце, она и мне ничего не говорила, — вмешалась Эрнестина. — Я же тебя, золотце, — это относилось уже к Марте, — не поверишь, за домработницу приняла! А ты у нас вон кто!

Марта, Аньес и я облегченно вздохнули. Клод как ни в чем не бывало подлил всем вина и, заглянув в духовку, заметил, что курица давно готова.

— Вся Европа давно отказалась от тяжелой пищи. — Аннель недовольно сморщила нос под слоем штукатурки.

Вот зараза, подумала я, сидит, ничего не ест и не уходит, слова никому сказать нельзя, чтобы она не выдала очередную дурость!

— Золотце, неужели ты даже не попробуешь? — сглотнув слюну при виде появившейся на столе курицы, спросила у моей кузины Эрнестина.

— Мадам Лезиньи, что вы! — с притворным ужасом воскликнула Аньес. — Не уговаривайте ее! Нам больше достанется! Клод, положи-ка мне ножку! И белого мясца про запас!

— Еще чего! — решительно возразила Марта. — Грудка только для больных! А ножки — нам с мадам Лезиньи, мы так договорились с самого начала! Ты забыл, Клод? А Аньес любит крылышки.

— Я тоже люблю крылышки! — взвизгнула моя кузина и, стремительно воткнув в ближайшее к ней крыло свою вилку с листиком салата, отхватила ножом чуть ли не полкурицы.

— Вот так всегда, — протянула Аньес. — Кто тебя просил болтать, Марта?

— Прости, Аньес, — Марта приложила руку к сердцу, — я отдам тебе свою ножку! Клод, налей нам вина! Мы должны выпить с Аньес в знак примирения!

Клод, посмеиваясь, разделил на всех остатки курицы, Марта и Аньес продолжали изливать друг другу свои чувства, Эрнестина незаметно распустила пояс юбки и попросила Клода записать ей рецепты двух или трех блюд. Марта, естественно, присоединилась к ее просьбе, Клод стал объяснять, что рецепт вовсе и не нужен, потому что просто существуют определенные правила вкусовых сочетаний продуктов и даже их цветов… И все это сопровождалось тостами, взаимными шуточками, смехом и улыбками.

Оказывается, Клод умеет запросто сходиться с людьми, думала я, и с чувством юмора у него все в порядке! Он ведет себя так, будто он давно один из нас, будто мы всегда собирались вместе и это застолье — одно из многих и привычных. Он не целует ручек, не сыплет комплиментами, но все мои подруги в восторге от него! Стоп. Так это нравится мне или нет?..