С окончанием войны и подписанием Парижского мира в Третьем отделении произошли крупные, как бы мы сейчас сказали, кадровые перемены.

Благодаря твердости графа А. Ф. Орлова, возглавлявшего русскую делегацию на переговорах об окончании Крымской войны, условия Парижского мира оказались менее тяжелыми для России, чем могли бы быть. Именно так оценил подписанный мирный договор Александр II, осыпав вернувшегося в Петербург Орлова своими милостями. Граф Алексей Федорович был возведен в княжеское достоинство и назначен председателем Государственного совета и Кабинета министров.

В связи с новым высоким назначением Орлов оставил должность главного начальника Третьего отделения, предполагая передать это место своему ближайшему помощнику, Леонтию Васильевичу Дубельту, который страстно к этому стремился. Однако Александр II решил иначе. Во главе Третьего отделения в июне 1856 года он поставил своего доверенного человека, генерала от кавалерии князя Василия Андреевича Долгорукова, бывшего военного министра.

Обманутый в своих ожиданиях Леонтий Васильевич немедленно подал в отставку с поста управляющего Третьим отделением и начальника штаба Отдельного корпуса жандармов. Император принял отставку, смягчив ее производством генерал-лейтенанта Дубельта в генералы от кавалерии.

Новым управляющим Третьим отделением стал 38-летний генерал-майор свиты Е. И. В. Александр Егорович Тимашев. Этот пост он будет занимать в течение пяти лет. В 1861 году Тимашев перейдет на службу в Министерство внутренних дел, которое и возглавит в 1868 году.

Перемены в Третьем отделении коснулись и тайного советника Адама Александровича Сагтынского. Он рассудил, что в его почтенном возрасте будет трудно налаживать отношения сразу с двумя новыми руководителями тайной полиции. Но главное, думается, заключалось в том, что многоопытный и искушенный в политике Сагтынский, воспитанный в правилах сурового николаевского царствования, не мог не почувствовать новых веяний, обозначившихся с воцарением Александра II. Он не находил в себе ни сил, ни желания приноравливаться к наступавшим переменам, внушавшим ему смутную тревогу.

Так или иначе, но 20 июня (с. с.) 1856 года 71-летний ветеран разведки и политического сыска подал на высочайшее имя прошение. Упомянув о том, что он более сорока шести лет посвятил государственной службе, Адам Александрович писал: «Желал бы и ныне продолжать службу Вашего Императорского Величества, но по расстроенному здоровью я не в состоянии долго нести оную. А потому всеподданнейше прошу… дабы повелено было меня за болезнию от службы уволить»131.

27 июля император Александр II удовлетворил прошение ветерана своей тайной полиции. Адам Александрович был отставлен с «мундиром и пенсией» в размере 2914 рублей 58 копеек серебром в год. Чуть позже Военное министерство сочло возможным предоставить своему бывшему чиновнику132дополнительную пенсию в размере 700 рублей 41 копейка серебром (2500 рублей ассигнациями) 133.

Сагтынскому суждено было прожить еще десять лет. Он умрет в своем доме в Петербурге 25 ноября 1866 года на руках у слепой сестры. Незадолго до кончины 80-летний Сагтынский пережил тяжелый удар – известие о покушении некоего Дмитрия Каракозова на священную особу государя императора Александра II – событие совершенно немыслимое в предыдущее царствование, на охране устоев которого бдительно стоял Адам Александрович. Опасения ветерана политического сыска начинали сбываться…

После его смерти Третье отделение выдаст Жозефине (Иосефе) Александровне единовременное денежное пособие в сумме 300 рублей134. Ходатайство о предоставлении ей пожизненной пенсии за умершего брата будет оставлено без удовлетворения. В ответе из Третьего отделения на имя Жозефины Сагтынской, подписанном его новым управляющим, генералом Н. В. Мезенцовым, говорилось, что «назначение Вам пенсии было бы несогласно с существующими на сей предмет узаконениями, из которых изъятия не допускаются»135.

«Дело Петрашевского» в освещении французских дипломатов

В ночь с 22 на 23 апреля 1849 года жандармские наряды произвели одновременно 33 ареста в различных районах Санкт-Петербурга. Спустя несколько дней число привлеченных к следствию о «злоумышлении» против устоев государственной власти возросло до 120 человек. Общество было буквально потрясено этим чрезвычайным событием. Ничего подобного давно не было в богоспасаемой Российской империи – пожалуй, с декабря 1825 года.

На протяжении восьми последующих месяцев, пока шло следствие, власти старались предельно ограничить информацию по этому таинственному делу, что порождало самые невероятные слухи. Кое-что прояснилось лишь к концу декабря 1849 года, когда Военный суд вынес приговор двадцати обвиняемым, чьи имена получили наконец огласку. Как известно, 15 человек (и среди них 27-летний литератор Федор Михайлович Достоевский) были приговорены к смертной казни, а остальные – к различным срокам каторжных работ и иным наказаниям. Известно также, что император Николай I заменил расстрел каторгой, о чем приговоренные узнали лишь за минуту до приведения приговора в исполнение, когда, с завязанными глазами они стояли привязанными к столбам в мучительном ожидании выстрелов.

Покров тайны над этим делом сохранялся вплоть до конца царствования Николая I и лишь с восшествием на престол Александра II начал постепенно подниматься. Однако потребовалось несколько десятилетий для того, чтобы дело Петрашевского предстало во всей своей исторической полноте. К настоящему времени оно уже досконально изучено историками136, и вряд ли нас могут ожидать здесь большие открытия. Ну, разве что какие-то новые, неизвестные ранее свидетельства современников.

Одно из такого рода свидетельств, принадлежащих дипломатам из посольства Франции в Санкт-Петербурге, служившим там в 1849 – 1850 годах, я обнаружил в Архиве МИД Франции в Париже. Но прежде чем представить их, напомню суть дела Петрашевского.