385–388; S. 57 = Bd. 1, S. 430; S. 57 = Bd. 1, S. 471–472; S. 67 = Bd. 1, S. 485–487; S. 68–69 = Bd. 1, S. 487–491; S. 70 = Bd. 1, S. 492; S. 73–75 = Bd. 1, S. 498–500; S. 75 = Bd. 1, S. 503; S. 75–76 = Bd. 1, S. 519–520; S. 79–80 = Bd. 1, S. 522; S. 80 = Bd. 1, S. 577–578; S. 80–81 = Bd. 1, S. 579–580; S. 86–93 = Bd. 1, S. 600–608; S. 93–94 = Bd. 1, S. 608–609; S. 97–99 = Bd. 2, S. 1–4; S. 99 = Bd. 2, S. 8; S. 100 = Bd. 2, S. 13–14; S. 102–103 = Bd. 2, S. 105–106; S. 105–106 = Bd. 2, S. 108–109; S. 109–111 = Bd. 2, S. 187–189; S. 111 = Bd. 2, S. 195; S. 112–114 = Bd. 2, S. 197–200; S. 114–118 = Bd. 2, S. 212–216; S. 120–121 = Bd. 2, S. 232; S. 121 = Bd. 2, S. 247–248; S. 121–125 = Bd. 2, S. 248–251; S. 125–126 = Bd. 2, S. 252–259; S. 126–127 = Bd. 2, S. 272; S. 127 = Bd. 2, S. 277; S. 127–128 = Bd. 2, S. 277–278; S. 128 = Bd. 2, S. 278; S. 128–133 = Bd. 2, S. 280–286; S. 133–134 = Bd. 2, S. 289–291; S. 135 = Bd. 2, S. 291; S. 135–138 = Bd. 2, S. 293–298; S. 139–144 = Bd. 2, S. 300–306; S. 150 = Bd. 2, S. 309–310; S. 150–152 = Bd. 2, S. 312–314; S. 152–153 = Bd. 2, S. 322–323; S. 153–156 = Bd. 2, S. 325–329; S. 158–169 = Bd. 2, S. 334–346).

ЛИТЕРАТУРА, ИСПОЛЬЗОВАННАЯ В РУССКОМ ИЗДАНИИ, В ТОМ ЧИСЛЕ ПЕРЕВЕДЕННЫЕ ФРАГМЕНТЫ ТЕКСТА ИСТОЧНИКОВ И КОММЕНТАРИЕВ

Анучин 1915: Анучин Д. Александр фон-Гумбольдт, как путешественник и географ, и в особенности как исследователь Центральной Азии // Гумбольдт А. Ф. Центральная Азия. Исследования о цепях гор и по сравнительной климатологии. Под ред. Д. Н. Анучина. Т. I. М., 1915. С. IX–CCXXXIII.

Любрих 2019: Любрих О. Путешествие Александра фон Гумбольдта по России (1829 г.). Доклад в рамках Российско-Германского года научно-образовательных партнерств. Пер. с нем. К. Левинсона (https://perspectivia.net/servlets/MCRFileNodeServlet/pnet_derivate_00002041/Alexander%20von%20Humboldts%20russische%20Reise.pdf).

Переписка Александра Гумбольдта с учеными и государственными деятелями России. Отв. ред. Д. И. Щербаков. М., 1962.

Путешествие 1873–1875: Путешествие по Уралу Гумбольдта, Эренберга и Розе в 1829 году [Оглавл. и главы из книги Г. Розе «Путешествие на Урал, Алтай и к Каспийскому морю»]. Пер., предисл. и примеч. Н. К. Чупина. Екатеринбург, 1873 (Прил. к Зап. Уральского об-ва любит. естествознания (УОЛЕ). Т. I. Вып. 1; 1874. Т. 1. Вып. 2. С. 106–114; 1875. Т. 2. Вып. 1. С. 25–50). Оливер Любрих

УЧЕНЫЙ, ПРИБЛИЖЕННЫЙ К ВЕНЦЕНОСНЫМ ОСОБАМ: ГУМБОЛЬДТ В СИБИРИ

Просто исчезнем? – сказал Гумбольдт. – Вот так, на пике жизни выйти в Каспийское море и никогда уже не вернуться назад?

Даниэль Кельман. Измеряя мир (2005) 219

Еще в юности Александр фон Гумбольдт сформулировал позицию, что «близость к венценосным особам даже самых умных людей лишает разума». Это высказывание из «рассказа», опубликованного в 1795 г. в журнале Шиллера «Оры» под заглавием «Жизненная сила, или родосский гений». Когда три с половиной десятилетия спустя Гумбольдт предпринял путешествие по империи Николая I, он сам оказался в этой опасной близости. Предупреждение времен его юности в России подверглось цензуре. В переводах его рассказа критическая формулировка была либо сглажена, либо вычеркнута. В русской версии 1829 г., года его путешествия в Сибирь (переведенной не с оригинала, а с французского собрания сочинений Гумбольдта), осталось лишь: «посещая великих мира, дарования нередко теряют часть своей очаровательности»220, а в варианте 1856 г. предложение опущено вовсе. О близости к венценосным особам уже не упоминалось – после того, как стали ясны ее щекотливые стороны. Единственный художественный текст Гумбольдта отражает, таким образом, его драму в России – драму между наукой и политикой. О ней говорят свидетельства его русского путешествия.

ПУТЕШЕСТВИЕ, ОБСТАВЛЕННОЕ УСЛОВИЯМИ

Что подвигло свободомыслящего берлинца к «близости к венценосным особам»? Как она стала для него проблемой? И в чем она отразилась?

История начинается с запроса о консультации. Министр финансов России Георг (Егор Францевич) Канкрин, немец по происхождению, обратился к Гумбольдту как к эксперту в денежно-валютных вопросах: имеет ли смысл использовать платину для чеканки монет? (15 августа 1827 г.) Ответ Гумбольдта был отрицательным. Однако итог у переписки получился иной. Канкрин намекнул, что места по ту сторону Урала, где добывали платину, «пожалуй, стоят того, чтобы их посетил какой-нибудь крупный естествоиспытатель» (22 октября 1827 г.). И Гумбольдт ухватился за этот намек: «Мое самое горячее желание – засвидетельствовать Вам свое почтение непосредственно в России. Милее всего для меня было бы увидеть Урал, в скором будущем русский Арарат, да даже озеро Байкал» (19 ноября 1827 г.). Канкрин немедленно ответил приглашением: «Монарх этого желает, ибо польза для империи и науки несомненно будет очень большой» (17 декабря 1827 г.). Гумбольдт принял предложение и повысил ожидания российской стороны, пообещав, что сможет «выполнить некоторые поручения, полезные для администрации» (26 февраля 1828 г.). В ответ министр пообещал полное финансирование экспедиции за счет российской казны (20 марта 1828 г.). Договорились, что Гумбольдт сможет сам выбрать себе маршрут и взять с собой химика и зоолога Кристиана Готфрида Эренберга, а российская сторона назначила ему в помощники чиновника Горного департамента Дмитрия Степановича Меньшенина. Российское правительство ожидало от опытного геолога и специалиста горного дела рекомендаций по освоению сокровищ земных недр. Гумбольдт должен был сделаться кладоискателем для царей. Есть и свидетельства того, что прусский король со своей стороны был рад спровадить на некоторое время критически мыслящего Гумбольдта за пределы страны.

Еще несколькими годами ранее Гумбольдт решил совершить второе дальнее путешествие, которое дополнило бы его первое: он хотел узнать два «света», исследовать оба «континента». Однако цена, которую он за это заплатил, была высока. Автор «Политических очерков» о Новой Испании (1808–1811) и Кубе (1826), в которых колония была названа «страной неравенства» и которые вылились в настоящий манифест против рабства, должен был вести себя аполитично. «Само собой разумеется», обещал Гумбольдт министру, что в своих отчетах о поездке он ограничится «только неживой природой» и будет «избегать всего касающегося общественных институтов и состояния низших народных классов: то, что может сообщить об этом чужеземец без знания