Взяв чашку с чаем, Иван сел рядом. Из окна ему было видно, как в пятиэтажке напротив женщина вышла на балкон и шваброй сбивает с вишневого дерева снег. Но это был ещё не весь сюжет – прямо под искусственным снегопадом, среди ветвей паренёк выгуливал сеттера.

– Может, сваришь нам кашу? – спросил Иван. – Бросим туда миндаль, позовём Олю с Максом. Посмотрим, кому в этом году будет счастье. Я даже не знаю – кому бы я хотел, чтобы досталось? Не могу выбрать.

– Эта примета не на счастье, а на женитьбу! – уточнила Ольга Николаевна, живо откладывая свою книжку. – Актуально для всех, кроме Макса! Молодец – варим обязательно!

– На женитьбу – это когда Рождество, – заупрямился Иван. – А у нас Трёхдневный снегопад, значит, пусть будет, как я сказал, – на счастье.

Ольга Николаевна не слушала его. Она полезла в шкафчик и выбрала самую нарядную кастрюлю.

Иван пошел к себе в комнату звонить, но вдруг передумал. Ему показалось неловко звать Олю по такому глупому поводу. К тому же, неизвестно, как она отреагирует, если ей не достанется «счастья».

Когда Иван вернулся на кухню, за столом уже сидел Костя и, подперев ладонью больную голову, рассуждал о причинах недомогания.

– У меня ещё очень юный организм, – объяснял он Ольге Николаевне, – я чувствую, как ему хочется размеренности, долгого сна, безалкогольных напитков. А что он получает вместо этого?

Тут Костя увидел Ивана и улыбнулся ему слабейшей улыбкой.

– Ну что Оля, придёт? – спросила Ольга Николаевна.

Иван помотал головой.

Тем временем Костя придвинул к себе вазочку с коричневым сахаром и принялся грызть один кусок за другим.

– И всё-таки, – спрашивал он, – вы действительно думаете, что такое сидение может что-то поправить? Жизни помочь, да? Вот этот чудный дух… не пойму чего – каши что ли? Вы всерьёз верите, что если мы так посидим, то и я стану человеком, и Маша меня полюбит всерьёз, и конфликт цивилизаций не состоится?

– Да, я верю! – сказал Иван. – Но я не поэтому здесь сижу. Я есть хочу. Мама, ты орех бросила?

– А в честь чего орех? – оживился Костя.

Ольга Николаевна взяла половник и принялась раскладывать кашу. Несмотря на торжественность жеста, в её пальцах было волнение.

– У меня! – покопав ложкой, крикнул Костя.

По разочарованию в глазах Ольги Николаевны Иван понял, как всерьёз его мама рассчитывала на волшебство. Надеялась, была готова начать новую, повёрнутую лицом к счастью, жизнь. Чудачка!

Костя выкопал из каши свой орешек и сполоснул под краном.

– Вот это, – объявил он, держа его двумя пальцами и возвращаясь за стол, – это будет моя удача! Гадать – так гадать! Я загадываю на него: хочу выйти из хаоса! Хочу навести порядок и выйти из хаоса с Машкой. Бог с ним, с Фолькером и всеми его проектами. Мне надо только Машку. Это решение. Это – твёрдо! Вот, и на этом я его съем! – сказав, он разжевал орешек и бодро запил его кофе.

– Смотри-ка, щёчки покраснели! – заметила Ольга Николаевна. И лишь только она завершила фразу, по дому пополз космический голос Костиного мобильного.

Костя вскочил и вмял трубку в ухо.

– Привет, привет! – заулыбался он. – Ну да, ещё здесь, я ж тебе говорил. Да какое «спасибо» – главное, чтоб нравилось! Да ты что! Серьёзно? А где ты? Так это уже совсем рядом!

– Иван! – заорал он, прикрывая ладонью трубку. – Видал, как орешек работает! Какой у тебя номер дома? Быстро! Она здесь – на такси от Женьки!

Иван, смеясь, назвал.

– Лечу! Машк! Я уже лечу во двор, вываливаюсь в одном ботинке! Секунду! Жди! Или стоп! Давай лучше ты к нам! – с телефоном у уха, Костя прошёл в гостиную, рванул шпингалет и вылетел на балкон. – Ты во двор заезжай! Ну да! А, вижу, вижу! Давай, прямо, видишь, подъезд, и дуй на пятый этаж! Я тебя жду у лифта!

Иван вздохнул. Он ещё помнил встречу с Машей на катере, как бесцеремонно она его «заложила» Фолькеру. – Мама, поздравляю тебя! – сказал он Ольге Николаевне. – Ты не соскучишься. – И вслед за Костей пошёл к дверям.

Они только успели шагнуть за порог, а Маша уже выходила из лифта. Пальто нараспашку, варежки в снежных комочках торчат из карманов, вязаная котомка наперевес. Её лицо было красно, мокро от снега, никакого хмельного кокетства Иван не заметил. Костя ринулся целоваться, но Маша сурово выставила ладони.

– Идите сюда и дверь закройте, чтоб мы никому не мешали, – велела она, обращаясь к Ивану. Её голос был звонкий, но неровный, оскальзывающийся.

– Я хочу сказать, – произнесла она, взявшись за лямку сумки, как за эфес. – Хочу сказать вам, как его другу и доверенному лицу: это такая сволочь! Я к нему хорошо относилась, он мне даже нравился – такой талантливый, чуткий! И знаете, что он сделал? Он придумал для меня сайт и вообще отвлекал меня всячески, а Женьку между делом просто смёл! Влез между родными братьями со своими стишками и вышиб конкурента.

Костя молчал, сунув руки в карманы, и вид имел независимый.

– Ладно, Фолькер с приветом – не видит ни черта, – продолжала Маша. – Но я-то! Костик, ты чего себе думал? Что я – переходящий кубок?

– Ну да, – бессмысленно улыбнулся Костя, – вроде того.

– Слушайте, может, вы это без меня обсудите? – сказал Иван и, зайдя в прихожую, вынес Косте пальто с шарфом. – До свидания! – произнёс он с чувством и собрался уйти, но не успел.

– Вы мне сделали очень плохо! – вдруг разрыдалась Маша. – Вы меня вырвали из гнезда! И мне уже нет хода назад! Я уже все вещи перевезла к Женьке на катер! Я уже бабушке всё сказала! А ты, Костя, амбициозный гад! Давай, катись в свой Иркутск! Расти по службе! – и Маша, споткнувшись о выбоину плитки, рванула по лестнице вниз.

– Ну что ты встал! – сказал Иван. – Давай, беги за ней!

– Я не могу, – тихо произнёс Костя. – У меня ноги отнялись.

– Ну как же отнялись – вот, стоишь же!

Костя сделал пару деревянных шагов, остановился, и вдруг, выстрелив с места, рванул за Машей.

– Стой! А пальто! – крикнул Иван, подождал несколько секунд, не вернётся ли его «крестник», и вызвал лифт. Когда он спустился, Кости уже не было во дворе. Пробираясь по великому снегу, Иван обогнул дом. «Наверно, поймали машину», – решил он и с пальто, перекинутым через локоть, вернулся домой. В лифте ему вспомнилось, как Герда умчала от финки без сапожек и варежек.

Тем временем Трёхдневный снегопад, не оправдав богатого названия, стал иссякать. Последний косой снежок залетал в форточку и шуршал по страницам маминой вязальной книги. Скоро шорох его был заслонён рабочим гулом улицы. Началась уборка снега. Иван смотрел из окна, как вдоль обочины тарахтят метёлки, и движутся самосвалы, гружёные снегом. Всё это – и самосвалы, и метёлки, и грязные кучи снега, как снятые после пира скатерти, – веселило взгляд, и ночь не была темна, потому что вечер оказался соединён с утром непрерывной работой уборочной техники.