Но главным свидетельством особого положения Сугэ был порядок размещения домочадцев во время общей трапезы. На самом почетном месте сидел Юкитомо, далее располагались Томо, Такао, Митимаса с женой и детьми. Перед каждым ставили низкий лакированный столик. Служанка выносила на середину столовой большую лакированную кадку с отварным рисом и опускалась возле нее на колени. У Сугэ не было отдельного столика. Она присаживалась к столику Юкитомо – лицом к хозяину, спиной к подавальщице – и прислуживала своему господину, подкладывала рис, разделывала рыбу, убирала использованную посуду. При этом ей разрешалось брать еду с хозяйского стола.

Пожилой Юкитомо склоняется над миской с горячим рисом, молодая красавица Сугэ сидит с ним за одним столиком – странная близость, абсолютно невозможная между мужем и женой или между отцом и дочерью, четко определяла статус Сугэ. Ситуация, сама по себе предельно ясная, тем не менее оставляла место для всевозможных инсинуаций. Конно не сразу разобрался в хитросплетениях семейных отношений, но постепенно догадался о месте Сугэ в доме Сиракавы и стал различать малейшие нюансы ее взаимоотношений с другими обитателями огромного поместья.

В семье Конно росло девять детей, он был третьим по старшинству. После школы некоторое время подрабатывал в аптеке в Тибе. Честолюбивый, наделенный способностями юноша решил во что бы то ни стало получить лицензию на фармакологическую деятельность. С этой целью он отправился в Токио и втерся в доверие к некоторым почтенным семействам. На вид простофиля, по натуре – продувная бестия, он мгновенно улавливал, кто в доме настоящий хозяин, умел нажимать на скрытые пружины и находить слабые места.

Как только Конно обосновался в особняке Сиракавы, он тотчас определил, что Юкитомо обладает всей полнотой власти в доме. Томо выполняла лишь функции управляющего и поддерживала с супругом формальные отношения. Сугэ и старший внук были отрадой хозяина, к ним он питал глубокую и нежную привязанность.

Бабушка и дедушка души не чаяли в Такао. Они возвели его в ранг высших существ. Для них он был безупречен. Сугэ во всем потакала мальчику, баловала его и заботилась о нем, как настоящая нянька. При таком раскладе даже не очень умный человек смекнет: чтобы угодить господину Сиракаве, надо виться вьюном вокруг маленького Такао и курить ему фимиам.

Конно понимал, что человек в его положении должен уметь крутиться. Например, если ты хочешь, чтобы кто-то выстирал и заштопал твою одежду, следует обратиться к служанкам и потратить уйму времени на уговоры, но эту небольшую проблему можно решить молниеносно, если научишься манипулировать хозяйкой или Сугэ.

Госпожа Сиракава, замкнутая, невозмутимая, оставалась для Конно неразгаданной тайной. Эта непостижимая женщина была неприступна, как скала. И что только ни делал Конно, но так и не смог пробить броню ее отстраненности. Зато он понял, что стояло, точно огромная серая тень, за сомнамбулической медлительностью Сугэ – неосуществленные желания, тщетные надежды, напрасные ожидания.

– Интересно, почему барышня Сугэ не хочет уговорить хозяина купить ей маленький домик, чтобы уехать отсюда? – спросил как-то раз Конно у Маки. – Если бы она так сделала, то могла бы по-прежнему оставаться наложницей, но при этом жить в собственном доме и ни о чем не печалиться.

Маки покачала головой:

– Нет в ней этого… Она не такая. Характер и вечно дурное настроение тут ни при чем. Ей было всего пятнадцать, когда она поступила в услужение. И провела она в доме Сиракавы без малого двадцать лет. И вы полагаете, она научилась говорить с хозяином без обиняков, что-то у него просить или требовать? Кроме того, господин Сиракава всегда все делает по-своему, и он вряд ли захочет отпустить женщину, которая столько лет была его собственностью. Особенно теперь, когда он начал угасать. Бедная, бедная барышня Сугэ! Как подумаю о том, что ждет ее в будущем, так слезы к глазам подступают. Одна на всем белом свете, и ничего-то у нее нет: ни детей, ни друзей…

Вскоре после этого разговора Конно стал величать Сугэ госпожой Сиракавой, а при посторонних – молодой хозяйкой.

Услышав в первый раз столь непривычные для нее слова, Сугэ оцепенела от неожиданности. В широко распахнутых глазах застыло недоумение, а чуть приоткрытые губы протестующе дрогнули. Она перевела дыхание и… ничего не сказала. В ней проблеском молнии вспыхнула радость.

Конно молча наблюдал за Сугэ.

– Господин Конно, хозяину не нравится, как выглядит ваше синее ситцевое кимоно – ткань выцвела. Я купила отрез, попрошу Ёси сшить вам новое. Вы будете его носить? – Сугэ показала юноше ткань. Голос ее звучал уныло, раздраженно, словно ей было неприятно выполнять распоряжение Сиракавы. Но в глубине души она ликовала: на этот раз хозяин пошел у нее на поводу. «Господин Конно часто гуляет с Такао. Беда в том, что, по-моему, студент выглядит просто неприлично в своем старом застиранном кимоно. Но что возьмешь с простого работника, правда?» – обронила она как-то невзначай. Юкитомо недовольно заворчал: «Чем только у тебя голова занята, женщина? Ничего сами решить не могут! Сделай то, что считаешь нужным, но чтобы парень выглядел прилично! Он ведь служит в моем доме, так? Ты должна больше заботиться о нашей репутации!»

Конно, конечно, может величать ее хозяйкой, но от других-то она этого никогда не дождется, думала Сугэ. Служанкам и приказчикам не положено к ней так обращаться. Она знала: если кто-нибудь допустит такую вольность, ей придется немедленно пресечь подобную выходку.

Тем не менее слово «хозяйка», оброненное Конно, каждый раз приятно щекотало нервы и наполняло душу восторженным трепетом. Сугэ задумалась. Спору нет, она окружена заботой и вниманием. Но никогда она не будет свободной, никогда не сможет делать, что ей заблагорассудится, наслаждаться солнечным светом и теплым ветром, пока живет под одной крышей с законной супругой господина Сиракавы. Ей придется вечно оставаться в тени. Затаившись в своем укрытии, вытянув шею, она будет пристальным, немигающим взглядом жадно следить за хозяйкой.

Ни Юкитомо, ни тем более Томо не догадывались, какое глубокое чувство разочарования и безысходности терзало Сугэ. И неудивительно, что грубая лесть Конно сладким ядом проникла в ее сердце.

Стоило Сугэ показать свое расположение к бедному студенту, как он начал увиваться вокруг нее, открыто злословить и оговаривать Томо. И чем яростнее нападал юноша на Томо, тем горячее заступалась за нее Сугэ. Она защищала хозяйку и остро наслаждалась своей ролью благородной, порядочной женщины.

Перетягивание каната – интересная игра. Но Сугэ с таким воодушевлением предалась этой опасной забаве, что не заметила, как быстро сократилось расстояние между ней и Конно.

Юную Сугэ лишил невинности взрослый опытный мужчина. Он страстно любил ее, холил и нежил. Но, насильственно вырванная из детства, она во многом так и осталась ребенком, странным образом сочетая в себе черты и девочки и женщины. Сугэ не испытывала к двадцатилетнему юноше материнских чувств. Она смотрела на него и невольно сравнивала с Юкитомо. Студент казался ей скучным, поверхностным и пустым человеком. Он не обладал ни мужественной внешностью, ни сильным характером. Сначала Сугэ вообще не замечала его и не думала о нем. Но по мере того, как в душе Конно разгорался пламень злобной ненависти к Томо, невзрачное лицо и тщедушное тело молодого человека стали оказывать на Сугэ мощное необъяснимое воздействие.