Мэдди проследила глазами за тем, куда тянется шнур.

— Вот он. Упал с кровати. Давай позвоню, пусть принесут воды.

Он посмотрел на нее.

— Не надо. Что ты здесь делаешь?

— Я была… я просто…

— Черт подери, Мэдди. — Он попытался пошевелить левой рукой, в которой стояла игла. — Дай посмотрю твою руку.

— Что? Зачем? — Она не сдвинулась с места, не понимая, чего он хочет. В этом с самого начала и заключалась проблема. С тех пор как впервые его увидела, Мэдди осознала, что желает Зака, а вот его мотивы разгадать не смогла. Как бы синхронно они ни действовали, она всегда чувствовала — он что-то скрывает. Какую-то часть себя, куда ей вход запрещен.

— Дай посмотреть твою руку, — повторил Зак.

Она положила правую руку рядом с его левой. Он повернул ее сначала ладонью вверх, потом вниз, затем снова посмотрел ей в лицо.

— Ты-то как? — Он провел кончиком языка по пересохшим губам.

— Хорошо.

— Нет, — возразил Зак, качая головой. — Что-то не так. Это касается дела?

Мэдди не ответила.

— Что-нибудь о Бодро? Или Тристане?

Она мотнула головой:

— Нет. Бодро за решеткой. Помощник шерифа арестовал его за то, что застрелил Пурье, но, похоже, ему удастся легко отделаться. Непредумышленное убийство и все такое.

— Значит, дело в тебе. — Зак удобнее устроился на подушке и снова облизал губы. — Что такое, Мэдди? Ты ведь хочешь мне что-то сказать. Ну же! Я весь внимание. Это касается Пурье? Что он тебе сделал? Я знаю, он причинил тебе боль.

— Я в порядке, Зак. Он ударил меня по лицу и в живот, но это пустяки. Я крепкий орешек.

Зак кивнул:

— Верно.

Мэдди никогда еще не чувствовала себя столь неуверенно. Она себе не простит, если так и не выскажет то, что хотела, хотя это дается нелегко. Она охотнее подставилась бы под пулю или вынесла новые побои, но должна ему сказать, в противном случае будет жалеть всю жизнь, мучаясь вопросом о том, что могло бы быть. Неизвестность невыносима. Уж лучше прояснить все сейчас.

— Зак, я получила твое голосовое сообщенние.

Он нахмурился, приоткрыл один глаз.

— Сообщение?

Кивнув, она вздернула подбородок.

— Ты сказал: «Я хочу, чтобы ты была рядом, если и ты этого хочешь».

— В самом деле?

— Зак, посмотри на меня, пожалуйста.

Он открыл второй глаз и, хмурясь, взглянул на нее.

— Что?

— Ты правда имел это в виду?

— Имел в виду что?

Мэдди на глаза навернулись слезы, грозя в любой момент пролиться рекой.

— Сам знаешь. Почему ты так себя ведешь?

Он снова закрыл глаза:

— Я устал, Мэдди. Что тебе нужно?

Она судорожно вздохнула.

— Я просто хотела сказать тебе кое-что до возвращения в Вашингтон.

Долгое время он лежал с закрытыми глазами, но, когда она совсем было решила, что он заснул, приподнял веки и посмотрел на нее. Он не хмурился и не сердился, взгляд не метал молний, но зеленые глаза потемнели, а рот сжался в тонкую ниточку.

— Вашингтон? Ты бросаешь меня, Мадлен Тирни? Она сморгнула слезинку, первую предвестницу моря слез, и попыталась улыбнуться.

— Боюсь, нет выбора. Меня вызывает начальство. Кивнув, он посмотрел на торчащую из руки иглу капельницы.

— Понимаю. Это все?

Тыльной стороной руки она стерла слезы со щек.

— Что, прости?

— Это все, что ты хотела мне сказать?

— Нет! — воскликнула она, качая головой. — Нет! — С губ сорвался короткий смешок. — Я лишь хотела… Я хотела сказать…

Стоит ли открымать правду? Признаваться в невероятных ощущенияхиях, которые испытывает, когда он смотрит на нее с удивленным выражением лица, свидетельстующим, что она нужна ему, хотя и не понимает зачем. Должна ли она сказать ему все это?

Помолчав несколько мгновений, Мэдди, глубоко вздохнув, объявила:

— Я люблю тебя, Зак Уинтер. Тебе ничего не нужно говорить или делать. Просто хочу, чтобы ты знал. — Она снова утерла слезы, поправила ремешок сумочки и повернулась, намереваясь уйти.

— Мэдди?

Она обернулась.

— Да? — с наигранной веселостью отозвалась она.

— Подойди ко мне.

— Мне нужно спешить. Самолет из Нового Орлеана вылетает завтра.

— Пожалуйста!

Удивившись странному тону голоса, Мэдди посмотрела на него и заметила в его глазах слезы.

— Зак? Ты в порядке? Что-то болит? Позвать медсестру?

— Нет. Нет. — Он улыбнулся. — От моей болезни есть только одно лекарство. Ты должна остаться здесь, в противном случае мое сердце разобьется. Мэдли непонимающе моргнула:

— Что? Твое сердце?

— Дай руку.

На этот раз Мэдди не колебалась. Протянула ему руку, и он, взяв ее, слегка потянул на себя.

— Поцелуй меня, Мэдди, — велел он.

Она повиновалась.

В этот момент дверь палаты открылась, вошла женщина.

Мэдди отскочила как ошпаренная. Бросив на него сердитый взгляд, повернулась к женщине. На вид ей чуть за пятьдесят, не такая высокая, как Мэдди, однако с поистине королевской осанкой, безукоризненно одета и накрашена. В руке она держала стакан воды. Посмотрев в ее зеленые глаза, Мэдди тут же догадалась. «Мать Зака. И она видела, как мы целуемся. Неловко получилось».

— Мама? — удивился Зак. — Что ты здесь делаешь?

— Зак, ради всего святого, только посмотри на себя. В этих бинтах ты похож на мумию. Скажи мне, что с тобой все в порядке, иначе я заплачу, у меня потечет тушь.

Зак засмеялся, потом застонал:

— Мам, не смеши меня. Что это у тебя, вода? Ну- ка дай мне, — потребовал он. — Я умираю от жажды.

Мать вложила стакан ему в руку, он тут же выпил половину.

— Вот спасибо. — Он снова поднес стакан к губам.

— Зак? Кто это? — Женщина повернулась к Мэдди: — Привет. Вы социальный работник или…

— Мам! — Зак поморщился от боли. — Я же просил тебя не устраивать допросов моим друзьям!

— А что я такого спросила?

Мэдди открыла рот, чтобы ответить, но мать Зака уже отвернулись от нее.

— Это Мэдди, мам. Она не социальный работник. Она работает на МНБ. Я собираюсь жениться на ней.

Мать и Мэдди удивленно уставились на него. Зак, не говоря больше ни слова, невозмутимо допил воду.