я никогда не стану сильнее! Потому что во мне куда больше от бесполеземца, чем от чудолога.

Выражение на лице Руны изменилось. Баркли никогда не видел её напуганной – у него и в мыслях не было, что Сумеречного Клыка можно напугать, – но сейчас её лицо посерело от страха, брови сошлись на переносице. Но почему?

– При чём тут то, что ты бесполеземец? – медленно выговорила Руна.

Баркли изумлённо на неё посмотрел: разве это было не очевидно?

– Потому что все остальные контролируют свою магию, а я нет. Хотя ничего удивительного: я вырос на страхе перед чудищами. И едва ли смогу когда-нибудь действительно его победить. Какая-то часть меня навсегда останется бесполеземцем, каковым меня все и считают.

Руна несколько секунд молчала, и сердце Баркли уже готово было проломить рёбра в ожидании тех слов, что она должна была сказать ему ещё в Нигденксе. Что Баркли не было места среди её учеников.

Наконец мастер заговорила:

– Баркли, послушай меня очень внимательно. – Она опустилась перед ним на колени, чтобы оказаться с ним приблизительно на одном уровне. Глаза Руны были полны печали. – Когда-нибудь ты станешь выдающимся стражем. Знаешь, почему я в этом уверена?

От потрясения у Баркли отнялся язык, и он смог лишь мотнуть головой.

– Потому что ты смотришь на мир не так, как большинство нас, и я в том числе. Бесполеземья и Дикоземья разделяет целая пропасть непонимания. Но благодаря своему происхождению ты понимаешь как их, так и нас. Да, это значит, что тебе, вероятно, придётся приложить больше усилий, чтобы выучиться на чудолога, чем тем, кого чудища окружали чуть ли не с рождения, но в то же время ты уже обладаешь знаниями, которые для остальных учеников, скорее всего, так и останутся непостижимы. И в этом твоё огромное преимущество, – Руна положила руку ему на плечо и несильно сжала. – Я знаю, что дома к тебе отнеслись несправедливо и в Нигденксе было ненамного лучше. Но постарайся не забывать о том, что не все Бесполеземья одинаковы, точно так же как и Дикоземья. Мир – это не набор никак не связанных друг с другом частей. И тебе тоже не стоит отрицать в себе что-то одно в пользу чего-то другого.

Баркли никогда не задумывался над тем, что его происхождение поможет ему стать более сильным чудологом или что он мог знать что-то лучше друзей или Руны.

– Может быть… – неуверенно произнёс он. – Но это не объясняет, почему я не могу контролировать свою магию.

– Нет, – согласилась Руна. – Но если тебе от этого станет легче, один из самых могущественных знакомых мне чудологов был родом из Бесполеземья.

– Правда? – оживился Баркли. – Кто?

– О, это было так давно. – Руна подобрала с песка ракушку и встала. – Держи. Покажи мне, как ты это делаешь.

Она уронила ракушку ему в ладонь, и Баркли прошиб холодный пот. Он покосился на сражающихся друзей. Виола и Сесили по силам были примерно равны, свет одной нивелировал тени другой, и наоборот. Яша явно остерегался попасть своей огненной магией по Хасу, которая скакала вокруг него, исчезая и снова появляясь в порталах.

Но кое-что всё-таки заставило его улыбнуться: Тэдж лежал на земле, а Шази стояла над ним, нацелив наконечник тренировочного меча ему в грудь.

«Мир – это не набор никак не связанных друг с другом частей, – повторил Баркли про себя слова Руны. – И тебе тоже не стоит отрицать в себе что-то одно в пользу чего-то другого».

Но даже после такого душевного момента он всё равно занервничал под её взглядом, не желая разочаровывать мастера.

Поэтому Баркли решил сделать всё, что было в его силах. Он глубоко вздохнул. Сконцентрировался. И, как советовал Яша, подумал о чём-то успокаивающем. Но в этот раз не стал выискивать в памяти факты из учебника, а вместо них обратился к совсем другой теме. «Грибы-пуговки. Траурный сморчок. Чага. Белла…» Он мысленно погрузился в тёплые воспоминания, полные землистых запахов грибных пещер и раскатистого храпа мастера Пилцманна. И впервые за многие недели ощутил абсолютное спокойствие. Неважно, где была его родина и почему он её покинул. Куда бы он ни направился, его дом был всегда с ним, прямо у него под ногами.

Баркли ещё раз глубоко вздохнул, сфокусировал всё внимание на ракушке и подумал: «Ветер».

Ракушка поднялась над его ладонью. Три секунды, пять, восемь она висела точно перед глазами Баркли. Затем ветер усилился, и ракушка взлетела выше, ещё выше, пока наконец не соскользнула с воздушной опоры и не упала на песок. Исполнение вышло не идеальным, но намного лучше, чем все его предыдущие попытки.

– У тебя почти получилось, – похвалила Руна.

Баркли просиял, потому что это действительно было так.

Руна уже отвернулась, чтобы отправиться с советами и критикой к сражающимся парам, когда он выпалил:

– Подождите! Я хотел спросить… Та книга, что вы мне дали… Почему Тэдж сказал, что в ней написана, э-эм… неподтверждённая информация? – Баркли едва не сказал «полная чушь», но вовремя себя остановил, чтобы случайно не оскорбить Руну.

– Книга? – спросила она. – Какая книга?

– «Девять ключевых событий истории чудологов» Груши Дудник.

И снова на лице мастера возникло выражение, что Баркли лицезрел впервые – стыд. Её уши порозовели, и она неловко хохотнула:

– Ох, какая незадача. Груша – моя дальняя – очень дальняя – родственница с весьма своеобразными идеями насчёт магии и чудищ. Я купила её книгу, просто чтобы ей не было обидно. Видимо, я дала её тебе по ошибке. Ты, надеюсь, не успел много в ней прочесть?

Баркли почти всю её зазубрил, но пискнул:

– Нет!

– Отлично. Тебе совершенно незачем тратить время на изучение чумы, опасной лишь для гусей.

– Так вы дадите мне другой учебник? – Надо же было нагонять друзей.

Руна улыбнулась:

– Думаю, ты более чем заслужил небольшой отдых.

На ужин Баркли не пошёл. Он не был голоден, к тому же даже после более чем удачного урока ему всё равно было стыдно смотреть в глаза Орле, которая явно считала его недостойным внимания и наставлений Руны.

Вместо этого он нашёл на дне рюкзака раковину, что подарила ему жительница Нигденкса. Он давно её не доставал, потому что на чердаке с ним обычно всегда были Тэдж или Яша. И потому что она вызывала в нём жгучий стыд: когда-то он тоже полагался на подобный совершенно бесполезный амулет.

Но сейчас он был преисполнен одной лишь надеждой.

Баркли призвал из метки Корня. Тот потянулся, разминая спину, истосковавшийся после стольких часов без активности.

– Когда-нибудь я стану великим чудологом, – прошептал ему Баркли. Уж слишком самонадеянно это звучало, чтобы говорить о таком во весь