Замысел вызрел такой. Пригласить в группу Симонова. Заходит Брежнев (а мы знали, что он очень ценит Симонова и как поэта, и как писателя). Знакомство и «непринужденный разговор». Так и получилось. Часа два говорили.

— Ну, что там у тебя? — спрашивал Брежнев.

Симонов читал какую-то неприемлемую для цензуры страничку из дневника.

— Подумаешь! — восклицал Брежнев. — Я и не такое видел.

И начинал живописать это самое «не такое». В общем, каждый показывал друг другу изнанку войны. Наконец Симонов:

— Это и есть правда, мы знаем ее, и мы обязаны рассказать о ней людям.

Брежнев не соглашался:

— Мало ли что мы видели, главная правда — мы победили. Все другие правды меркнут перед нею. О них тоже надо говорить. И мы уже (и вы — писатели — в первую очередь) наговорили много. Но может быть, стоит пожалеть людей, победителей, их детей и внуков и не вываливать все сразу. Дойдет время и до твоих дневников. Скоро дойдет…

Брежнев взял Симонова с собой в Волгоград. Рассказывают, что они проговорили весь путь туда и обратно. Наверное, обоим было интересно и полезно… А дневники вышли.

Смена руководства потребовала своего рода «инвентаризации» политики партии, выделения участков, требующих новых подходов и максимума внимания. Этому были посвящены мартовский и сентябрьский пленумы ЦК КПСС.

На мартовском пленуме рассматривалось положение в области сельского хозяйства. Докладчиком был Брежнев. На сентябрьском пленуме с докладом о положении в промышленности и «о мерах по…» выступил Косыгин.

Мне пришлось по касательной прикоснуться к докладу Брежнева. Была попытка развернуть тезис об аграрной политике КПСС как о важнейшей части политики экономической и социальной. Но не получилось. Какая политика, когда всегда можно принять «меры по дальнейшему…»? Результат стал ясен еще при советской власти. Огромные суммы вбухивались в деревню, но с минимальной отдачей.

Косыгин предложил комплекс весьма ограниченных реформ. Но и они были погребены бюрократическим аппаратом под грудой охранительных оговорок.

Приходилось слышать разговоры о том, что Брежнев не любил Косыгина и поэтому глушил его прогрессивные идеи. Не думаю, что все так просто. Брежнев действительно «не любил» Косыгина. Он ревновал к известности, популярности Косыгина. Ему не нравилась независимость (пусть относительная, но все же…) Косыгина. Его настораживало сдержанное участие Косыгина в хоровых славословиях (кстати, по этим же причинам Брежнев недолюбливал Машерова). Но если иметь в виду дело, понимание политики, умение расшифровать пульс (кардиограмму) советской власти, «развитого социализма» вообще, то, по-моему, перед нами, что говорится, два сапога пара. Это особенно было заметно во время чехословацкого кризиса.

Косыгин слишком рано осел в Москве. Не месил грязь на военных дорогах. Не работал в республиках. Редко бывал на предприятиях. Возможно, сказывался и характер Косыгина. Он был довольно замкнут, не слишком коммуникабелен. Во время редких встреч и разговоров с Косыгиным мне не приходилось слышать ничего, что выделяло его из его же окружения. Судя по всему, Косыгин был превосходным сталинским наркомом. То есть четким, досконально знающим дело исполнителем. Таким он и оставался — на любых постах и в любое время.

Реакция руководства братских стран на октябрьский пленум, продолжение полемики с лидерами КПК, вьетнамский кризис выдвигали на передний идеологический край проблематику мирового социализма. В отделе ЦК именно этой проблематикой приходилось заниматься в первую очередь. Мощные импульсы исходили от Андропова. Он требовал от нас, своих консультантов, «пищу для ума». «Думайте, пишите по максимуму, — наставлял он, — а что сказать в политбюро, я и сам соображу».

Думали мы довольно долго. 18 октября я вручил Андропову 13 страниц «материала для размышлений», который был озаглавлен вполне в духе отбития всяких попыток размышлять: «О мерах по дальнейшему оздоровлению отношений между социалистическими странами Европы».

Попробую изложить основные идеи. Напоминаю, что дело происходит почти сорок лет назад.

Начинается с констатации: «Между социалистическими государствами существуют острые конфликты, доходящие до прямой политической борьбы (Китай — СССР, Югославия — Албания), серьезные противоречия, временно приглушенные чрезвычайными обстоятельствами (СССР — ДРВ, СССР — КНДР), расхождение политических и экономических интересов (Румыния — СССР, ЧССР — ГДР). По существу, во всех социалистических странах получили распространение националистические, зачастую антисоветские настроения». Все это ослабляет социализм. Становится актуальной разработка мер по стабилизации обстановки в мировой системе социализма. Поскольку ситуация с Китаем пока бесперспективна, надо сосредоточиться на европейских странах социализма.

Сначала вопрос: действие каких факторов вызвало нездоровые явления в содружестве? Во-первых, относительная политико-экономическая отсталость братских стран, что вызвало преобладание административно-принудительных методов руководства социальными процессами. Во-вторых, навязывание советского опыта, советских форм и методов социальных преобразований. Наша политика строилась на предпосылке, что хорошо и правильно лишь то, что мы считаем хорошим и правильным. Под покровом искусственной монолитности зрели обиды, подозрения, противоречия. Рано или поздно они должны были выйти на поверхность.

Первым признаком назревавшего кризиса были события, связанные с Югославией. Они доказали, что социалистическая страна может проводить независимую от СССР внутреннюю и внешнюю политику. Сначала они рассматривались как досадное исключение из правила. Но XX съезд КПСС перечеркнул этот примитивный подход. Декларация от 30 октября 1956 года означала новую фазу в развитии взаимоотношений социалистических стран.

За десять лет многое изменилось. Но, как указывалось на октябрьском пленуме ЦК КПСС, советские привычки великодержавия и командования продолжали сказываться на положении дел.

Нынешняя задача: «сплотить социалистические страны на основе действительного равенства, реальной независимости и безусловного суверенитета».

Разногласия, различия во мнениях ликвидировать невозможно. Это было бы «догматической утопией». Надо научиться нормально сотрудничать при наличии разногласий. «Наука эта, как показал опыт, дается нелегко. И чтобы овладеть ею, чтобы научиться вводить разногласия в русло нормальных, здоровых взаимоотношений, нам надо прежде всего понять, что наш опыт, наши представления и оценки не обладают самодовлеющей ценностью и абсолютной истинностью… Крайне необходимо также научиться понимать иные, отличные от наших, точки зрения, иные, не схожие с нашими, позиции. Надо, наконец, научиться подавлять внутреннее раздражение, которое обычно вызывается несогласием с нами, не драматизировать ситуацию, не давать волю чувствам».

Это — психология и принципы. Теперь — практика.

А. Политические отношения. Главное здесь — координация внешней политики. Не ставить братские страны перед фактом, а привлекать их к выработке решений. Для этого необходимо сделать более гибким и оперативным механизм Варшавского договора.