На следующий день они сидели в Наташиной комнате с Виктором, который взялся им помочь, и обсуждали подробности.

— Не волнуйтесь, мамаша, квартиру я вам найду. И все, что надо, сделаю. Сколько, говорите, надо на лечение? Четыре тысячи? Будет вам четыре тысячи и даже больше.

— Виктор, — сказала Зинаида Федоровна, — не надо больше. Главное, чтобы хватило на лечение и чтобы нас не обманули. Я столько слышала всяких ужасных вещей, связанных с продажей квартир, что очень боюсь, как бы…

— А знаете что? — перебил ее Виктор. — Я сам у вас ее куплю. А чего? Я все равно собирался покупать, правда, не сейчас, а в будущем году, но какая разница? Раз уж все так сошлось…

Зинаида Федоровна с Наташей переглянулись.

— Нет, правда, — продолжал он в порыве вдохновения, — заплачу наличными, в накладе не останетесь. И квартиру помогу подыскать. И переехать помогу. Чего вам в агентство-то лезть? Там действительно могут надуть — им только положи палец в рот, живо оттяпают. Лучше уж я. Ну что, согласны?

— Виктор, — робко начала Зинаида Федоровна, — все это очень мило с вашей стороны, но вы не должны менять из-за нас свои планы…

— Ну, мамаша, вы даете! Я ж говорю: я все равно собирался покупать квартиру, а ваша мне подходит. А раньше или позже — какая разница? Ну что — по рукам?

Наташе хотелось задать ему какие-то вопросы, но она постеснялась. Как их задашь человеку, который три дня назад спас Сереже жизнь, а сейчас спас их самих и избавил от необходимости обращаться к неизвестным людям и рисковать. Конечно, они согласились.

На следующий день, ближе к вечеру, Виктор сообщил, что квартиру для них нашел.

— Во-первых, на этой же линии метро, на конечной остановке: "Улица Подбельского". До центра — пятнадцать минут. От метро — две трамвайные остановки, маленькие. А трамваев там — пруд пруди! — ждать не придется. Вот только телефона тем нема. Но вы не тушуйтесь! Телефон поставим — были бы деньги! А вот тут, мамаша, — Виктор подмигнул Зинаиде Федоровне, — у меня главный сюрприз. Вернее, два сюрприза. Во-первых, квартира трехкомнатная, а не двух-, как вы хотели. А во-вторых, получите разницу почти в десять тысяч. Так что и на телефон хватит, и мебель прикупите, а то вон у вас какая развалюха… Ну, что скажете? — и Виктор победоносно оглядел поле битвы.

Наташа, пытаясь собраться с мыслями, молчала, а Зинаиде Федоровне, которой никогда не приходилось иметь дело с долларами, названная Виктором сумма показалась огромной. Она испуганно спросила:

— Почему так много? Неужели это законно? Да еще за трехкомнатную!

Квартира на Сивцевом Вражке была двухкомнатной, но вскоре после рождения Сережи большую комнату перегородили, чтобы у него был свой уголок.

Виктор, рассчитывавший на совершенно другую реакцию, даже покраснел от досады:

— Ну вы даете, мамаша! Конечно, законно. У вас дом в центре, старый, каменный, а квартира хоть и двухкомнатная, но большая. А тот дом, во-первых, на окраине, а во-вторых, панельный, без лифта. Вот и разница. Здесь радоваться надо, а вы говорите "законно, незаконно…".

Наташа думала о другом. "Тогда в Париже я взяла деньги, которые не должна была брать. Неважно, что на себя я потратила не так уж много. Важно, что я их взяла, и кто знает, какого мальчика я погубила, когда согласилась сделать то, что я тогда сделала. И теперь, когда эти деньги свалились с неба, я не имею права думать только о себе. Я должна помочь кому-то, у кого таких денег нет. И если мама согласится…"

— Виктор, вы напрасно обижаетесь, — сказала она. — Откуда мама может знать, как все это делается?

— Да ладно, чего там!

— А какой этаж? Если высоко, то маме будет…

— На третьем, — перебил Виктор. — Подойдет?

— Вполне, — ответила Зинаида Федоровна и укоризненно взглянула на Наташу. — О чем ты говоришь? Как раз хорошо, что нет лифта! Мне только полезно двигаться. Мы согласны.

— Ну вы сперва поезжайте, посмотрите, а то как же? А понравится, так и давайте переезжать. А то скоро моя хозяйка приедет, так мне придется другую квартиру снимать. Она тут звонила, говорит — готовься съезжать.

— Правда? — спросила Наташа. — Звонила Ленка? Когда она приезжает?

— Говорит, во второй половине июня. Так поедете смотреть?

Наташа съездила, посмотрела. Квартира как квартира. Три комнаты, кухня, коридор, стенной шкаф. Только что сделан ремонт, не ахти какой, но все же. Три окна выходят во двор с несколькими чахлыми тополями и гаражами-ракушками. Трамвай останавливается действительно совсем близко. Да и какое это имеет значение, если теперь у нее есть деньги, чтобы спасти Сережу?

Она вдруг вспомнила женщину, стоявшую у окна в больничном коридоре. Вот кому надо помочь, подумала она. Виктор сказал, десять тысяч? Зачем ей столько? Они проживут и так, жили же до сих пор? "Мама вряд ли станет возражать, лишь бы эта женщина согласилась взять у меня деньги. К пяти часам поеду в больницу и спрошу нашего врача, как ее найти".

Женщину звали Тамара Копылова. Муж ее, Иван Петрович Копылов, несколько лет назад умер от пьянства, и чтобы прокормить двух сыновей, девяти и двенадцати лет, она устроилась уборщицей в крупное учреждение недалеко от дома и каждый день должна была убирать закрепленные за ней 600 квадратных метров площади: коридор на первом этаже, конференц-зал и несколько кабинетов. Она ходила по зданию, таская за собой весь свой нехитрый рабочий скарб: пылесос, ведро, стиральный порошок, который им выдавали для уборки, и большой бумажный мешок, куда она должна была собирать мусор. В перчатках она работать не любила, и от порошка и горячей воды у нее трескались руки. Платили ей немного, но работой своей она дорожила, потому что в десять, самое позднее в одиннадцать она была уже свободна. Возвращаясь домой, она по инерции продолжала убирать: мыла полы, чистила кафель, протирала большое зеркало в платяном шкафу и, ворча, подбирала с пола в комнате у мальчиков болты, гайки и еще какую-то металлическую дребедень, потому что братья целыми днями возились со старым велосипедом, найденным недалеко от дома прошлым летом. Возились в надежде, что починят его и будут кататься не хуже других.

Потом Тамара варила обед: щи, макароны с сосисками или жареной колбасой — и ставила на стол компот из яблок, которые закатывала летом, когда они все вместе ездили к тетке в деревню. Потом мальчики возвращались из школы, обедали (за столом всегда сидели молча, как это делал их покойный отец, когда был трезвым) и, пообедав, принимались за велосипед. Тамара опять ворчала, грозилась выкинуть старую развалюху на помойку, но мальчики, поджав губы и сопя, продолжали свое дело. Тамара мыла посуду, протирала клеенку, сперва мокрой, а потом сухой тряпкой, и садилась отдыхать, перелистывая какую-нибудь рекламную газету, которую им регулярно подкладывали в почтовый ящик, а потом аккуратно складывала ее и убирала на шкаф. Вечером Тамара шла в соседний продовольственный магазин, где делала то же, что и везде: мыла полы. В магазине ей платили немного больше, потому что магазин был коммерческий, но, главное, иногда ей перепадали продукты с истекшим сроком годности, и когда она возвращалась домой, мальчики бросались к ней, стараясь заглянуть в сумку, и она, отбиваясь от них, спрашивала: "Уроки сделали? А то не дам!" — и братья дружно кричали: "Сделали, сделали!" — чтобы получить свою порцию счастья.