Между тем за свои совместные выступления Миронов и Голубкина получали приличные деньги. Однако тратить их старались не на пустяки. Например, Андрей был заядлым меломаном и значительную часть своих гонораров пускал на приобретение джазовых дисков. Еще они покупали модную одежду, поскольку актерам, а тем более популярным, было без нее никак нельзя. А вот, к примеру, такой нужной в доме вещи, как телевизор, у них какое-то время не было. Поэтому даже премьеры телефильмов с собственным участием они вынуждены были смотреть у друзей. Так было и 2 января 1977 года, когда по ЦТ показали премьеру фильма Марка Захарова «12 стульев», где у Миронова была главная роль – Остап Бендер. Фильм был музыкальный, поэтому наш герой исполнял в нем несколько песен (музыка – Г. Гладкова, слова – Ю. Кима). Самая популярная – «Белеет мой парус, такой одинокий…». Эту песню Миронов потом включил в свои концертные выступления. Кстати, о последних.

Обычно такие концерты состояли из двух отделений. В первом выступала Лариса Голубкина, во втором – Миронов. Они играли отрывки из спектаклей, читали стихи и пели песни – последние как порознь, так и вместе. Как пишет Н. Пушнова:

«На концертах Миронов исполнял песни из фильмов, но у него имелся и свой любимый репертуар: забавные одесские и джазовые песенки.

Он всегда волновался перед своими концертами так, словно выходил на сцену в первый раз. И зрители, любившие его и за талант, и за успех, всегда благодарные, в первые годы его головокружительной карьеры – за светлую, яркую, удачливую и не злую его молодость, а позже – за память об этой молодости, – зрители толпами набивались в переполненные залы.

Когда он был молод, клубы и дома культуры, где пел Миронов или выступал с творческими вечерами, брали штурмом. Актер не терпел массовой психологии и вообще какой-либо обыденности суждения и даже бывал брезглив к некоторым особенностям публики, избирателен в отношениях с людьми, не любил подпускать к себе посторонних. Он был человек элитарной косточки, не массовый. Этого зрители знать не могли, но даже тот, кто был далек в принципе от подобных рассуждений, не мог не чувствовать его, Андреевой, душевной тонкости.

Тем не менее для всех этих людей, толпившихся в ожидании лишнего билета, стоявших и висевших в проходах залов, Миронов был свой человек. Особый, редкой силы магнетизм – качество, совершенно необъяснимое, – завораживал публику. Обладал он и уникальным мастерством шоумена: умел заводить и держать зал. Но не только это, отнюдь. Был и простой путь к сердцу каждого зрителя: великолепный репертуар. У Миронова существовала настоящая концертная программа, и он готовился к каждому выступлению, как к самому ответственному. И ни в чем, что касалось бы такого дела, как выход к публике, он не позволял себе ни малейшего попустительства…»

Кстати, в феврале 1977 года в продажу поступила гибкая грампластинка «Поет Андрей Миронов», на которой были записаны четыре песни из двух телефильмов: «Соломенная шляпка» («Женюсь, женюсь», «Соломенная шляпка») и «12 стульев» («Белеет мой парус…», «Танго «Рио»).

Впрочем, амплуа шоумена к тому времени уже начало тяготить Миронова. Почему? Видимо, потому, что с возрастом у него стал меняться характер и ощущение вечного праздника постепенно уходило из него, уступая место более серьезному мироощущению. Видимо, и перипетии личной жизни тоже играли свою роль в этом душевном надломе. Поэтому из комика Миронов все больше становился трагиком. Это, кстати, стало заметно и по его ролям в кино. Например, в «Повторной свадьбе» он играл весьма неоднозначного героя. Та же история была и в следующих работах. Так он снялся в двух телеспектаклях – у П. Резникова в «Возвращении» по И. Тургеневу, где у него была роль Бориса Андреевича Вязовнина, и в «Страницах из журнала Печорина» А. Эфроса по М. Лермонтову. И многие поклонники Миронова, увидев его в этих ролях, были удивлены и разочарованы. Ведь все привыкли к легкому и искрометному Миронову, а здесь он был серьезен, а иной раз и просто скучен (например, в роли Вязовнина).

Между тем смена амплуа для самого актера не была случайной, поскольку он давно тяготился тем, что большинство зрителей воспринимают его исключительно сквозь призму его комедийных ролей. То же самое писали и критики. Приведу слова В. Рыжовой:

«С некоторых пор кое-что в его творческой судьбе стало тревожить. Глубокий и тонкий актер, Миронов часто поет и танцует на сцене и на экране. Значительно реже думает. Разнообразие обернулось узостью, универсализм стал чем-то вроде амплуа. Претензий к актеру не было – он все делает хорошо. Появилось, однако, сожаление по поводу расточительности, позволяющей так однобоко эксплуатировать талант актера…»

Роли Грушницкого и Вязовнина призваны были вернуть Миронову авторитет артиста психологического. И они это сделали. Однако миллионы поклонников артиста с грустью подумали о том, что такие герои артиста, как Геша из «Бриллиантовой руки», Маркиз из «Достояния республики» или Фадинар из недавней «Соломенной шляпки», навсегда ушли в прошлое. Кстати, и сам актер заранее знал о такой реакции и в интервью накануне обеих премьер сказал:

«Многие привыкли к моим беззаботным, легкомысленным, нередко поющим и танцующим на экране героям, и, может быть, кое-кто удивится или даже разочаруется, увидев меня другим».

Тем временем в начале 1977 года Миронов едва не пережил подлинную трагедию – из жизни едва не ушла его дочка Маша Миронова (от брака с Е. Градовой). Девочка тяжело заболела и попала в реанимацию. К счастью, врачи приложили максимум стараний и трагедии не произошло. Вскоре после этого случая Екатерина Градова прошла обряд крещения в церкви, покрестив не только себя, но и дочку.

И еще одну историю про Екатерину Градову того же периода стоит рассказать. В роли рассказчика – актриса Театра сатиры Вера Васильева:

«Катя Градова была серьезной девушкой, лишенной звездной болезни. К тому же с принципами, за что и поплатилась. Очень уважаю Плучека, но у него был такой грех – он приударял за актрисами и иногда, исходя из своей симпатии, давал или не давал им работу. В театре говорили, что Катя ему отказала – и тут же была снята с роли Софьи в «Горе от ума», ее заменили на Таню Ицыкович (сейчас она Васильева). Я понимала Катю лучше, чем кто бы то ни было, – я ведь и сама пережила схожую ситуацию. С той только разницей, что мне отомстил таким образом другой режиссер – Пырьев. После выхода картины «Сказание о земле Сибирской» мы собрали все возможные премии и почести. Везде проехали с выступлениями, встречами. Я получила Сталинскую премию. Вот на это Пырьев и указал, заметив: «Пора тебе меня отблагодарить». И назначил встречу в гостинице. Я, ничего не подозревая, пошла. Помню, Иван Александрович сидит на стуле и говорит: «Ну? Будешь меня благодарить?» Я отвечаю: «Огромное вам спасибо!» А он: «Не так благодарят! Иди сюда!» Словом, произошла некрасивая сцена… С трудом вырвавшись, я побежала к двери и услышала вслед: «Ты больше никогда не будешь сниматься в кино!» Надо сказать, что я не таила зла на Пырьева. Что ни говори, именно он подарил мне успех в кино. А побывав в схожих обстоятельствах, я в общих чертах понимала, что чувствовала Градова…»

Но вернемся к Андрею Миронову.