получились целые предложения: «Меня зовут Мариату Камара. Я живу в Канаде, в городе Торонто. Мне здесь очень нравится».

Как только я освоила ноутбук, инструктор научила меня выходить в Интернет. В Сети оказалось очень много интересного: сайты о войне у нас на родине; чаты, в которых я могла общаться со сьерралеонца-ми, живущими по всему миру. Я начала рассылать электронные письма — сперва племянницам, потом друзьям из школы.

Однажды Кади дала мне адрес Билла и Шелли.

Я давно с ними не общалась, — сказала она. — Но почему бы тебе не попробовать?

«Привет, Билл и Шелли! — написала я. — Может, вы меня помните? Я Мариату Камара, вы помогли мне приехать в Канаду».

Ответа не было почти целый месяц. Потом он наконец пришел и очень меня расстроил: Билл и Шелли написали, что их сын Ричард погиб в аварии.

Потом они рассказали о том, как узнали обо мне. Солнечным воскресным днем вся семья каталась на машине за городом. Шелли вслух читала газетную статью о войне в Сьерра-Леоне. Та статья посвящалась мне. И тогда Ричард попросил отца помочь мне и, если получится, привезти меня в Канаду.

Еще они написали, что Камфорт не хотела оставлять меня в Канаде. Они с ней ругались из-за этого со дня нашего приезда. Камфорт сама мечтала поселиться в Торонто и грозилась увезти меня обратно в Сьерра-Леоне, если не выйдет так, как угодно ей. По словам Билла и Шелли, именно поэтому я оказалась у Кади и Абу. Все они хотели, чтобы я жила в Канаде и получила шанс, которого во Фритауне у меня не было бы.

Дочитав письмо, я закрыла ноутбук и стала думать о милом Ричарде, который гулял со мной по холмам, показывая бурундуков, белок и даже оленя с пушистым белым хвостиком. Благодаря этому юноше я оказалась в Канаде, и вот теперь он погиб. Билл и Шелли писали, что Ричард улыбается мне с небес. Может, он теперь был вместе с Абдулом и Сантиджи и все они улыбались мне. Я надеялась, что так.

Потом я подумала о Камфорт. Если написанное Биллом и Шелли верно, значит, она меня обманы-вала.

«Какой бы ни была правда, — думала я, засыпая той ночью, — я здесь, в Канаде, получаю образование. Выходит, и Билл с Шелли и Ричардом, и даже Камфорт сделали мне добро».

ГЛАВА 21

В конце весны 2005 года я сидела в библиотеке профессионального училища имени Дж. Л. Робертса. Большой круглый стол скрывал мои дрожащие колени: я боялась взглянуть в глаза журналистам, собравшимся взять у меня интервью.

Через пару минут в актовом зале училища, находившемся чуть дальше по коридору, на сцену должна была выйти известная канадская рок-группа Sum 41 и другие музыканты в рамках благотворительного концерта, выручка от которого шла в помощь… мне. Концерт совместно организовали ученики моей школы и студенты училища Робертса.

Рядом со мной, как всегда, была Кади.

— Мне страшно, — шепнула я ей, когда подошел первый журналист.

— Не бойся! — тоже шепотом ответила Кади. — Ты уже тысячу раз общалась с журналистами. Теперь ты настоящий профессионал!

Действительно, я часто говорила с журналистами, но на этот раз волновалась куда сильнее, чем раньше, и неспроста. Мне впервые предстояло отвечать на вопросы по-английски, да еще и самостоятельно, без переводчика, берущего на себя сложные моменты. Я мысленно перебрала возможные ответы на предполагаемые вопросы и поняла, что ни один меня не устраивает.

Периодически однокашники говорили, что читали обо мне в газете. Мне самой ни одной такой статьи не попадалось, поэтому я просто кивала и благодарила за интерес ко мне.

Потом кто-то предложил нашей учительнице по страноведению обсудить публикации на уроке. Учительница сначала обсудила это со мной, и я не стала возражать.

Когда она прочла вслух первую статью, мне захотелось провалиться сквозь землю.

После второй я мечтала сбежать из класса.

Дочитав все публикации, учительница спросила, не хочу ли я поделиться с одноклассниками еще какими-нибудь воспоминаниями.

— Нет, — прохрипела я, потому что в горле встал ком.

Мои одноклассники захлопали в ладоши. Прозвенел звонок — урок закончился. Некоторые друзья хотели со мной поговорить, но я ринулась из класса в туалет, где меня стошнило. Парочка подруг побежала за мной, решив, что я расстроена воспоминаниями о своих мытарствах. Одна из девушек вытащила сотовый, чтобы позвонить племянницам, но я пролепетала:

— Все нормально, мне просто надо немного побыть одной.

На самом деле причина такой болезненной реакции состояла в том, что я впервые поняла, насколько СМИ искажают правду. Самую большую ошибку журналисты совершили, написав, что мятежники меня изнасиловали.

После откровений с Ябом в Лондоне я больше ни с кем не заговаривала о домогательствах Салью. Как и многим жертвам, мне казалось, будто я сама спровоцировала насильника. «Если бы только я не осталась дома в тот день, когда явился Салью! — твердила я себе. — Или сразу согласилась бы стать его женой, и тогда до свадьбы он не прикоснулся бы ко мне». Мне больше не хотелось произносить имя Салью и даже думать о нем, поэтому я попросту выбросила его из головы.

Но в тот день на страноведении я поняла, что из моего молчания выросла огромная ложь, и я не знала, как поступить. С одной стороны, мне хотелось исправить ошибку, пока есть такая возможность. С другой — я чувствовала, что куда проще молчать дальше.

Когда передо мной появилась корреспондент «Торонто стар», я нервно сглотнула.

— Привет, — начала женщина. — Ждешь концерт?

— Да, — сказала я.

— Наверное, ты рада, что твои мечты о протезах кистей скоро исполнятся? — спросила она.

— Да, — ответила я менее уверенно.

Вторая причина, по которой мне не хотелось общаться с журналистами, состояла в том, что благотворительный концерт устраивался ради того, чтобы помочь мне собрать деньги на новейшие протезы, а я до сих пор сомневалась, что они мне нужны. О моих сомнениях знали только Кади и Абу, но они уговорили меня дать искусственным рукам еще один шанс.

Абу объяснил, что некоторые протезы подстраиваются под нервные волокна и двигаются соответственно, то есть, когда я сокращаю мышцы, как если бы хотела взять карандаш настоящими пальцами, искусственная рука уловит импульс и возьмет карандаш. Протезы, которые мне сделали в Англии, так не могли.

— Только не говори мне, что они металлические! — простонала я.

— Нет! — смеясь, ответил Абу. — На вид они как живые руки.

На фотографиях из Сети, которые он мне показал, так оно и было. Вот только стоили такие протезы