И, обращаясь к лейтенанту, ждавшему его приказов, он сказал:

– Введите обвиняемого, пусть он предстанет перед советом.

Шепот восхищения, подобный электрическому заряду, раскатился по рядам присутствующих. Послышался чеканный шаг солдат морской пехоты; матросы расступились вправо и влево, освобождая широкий проход для арестанта, который под конвоем ступил за балюстраду и остановился напротив председателя совета. Солдаты встали в двух шагах позади него и замерли как вкопанные. Осанка у графа Ораса была вызывающей. Голова надменно вздернута, взгляд исполнен пренебрежения, на лице – насмешливая гримаса. Минуты две-три – целую вечность! – в «совещательной» стояла гробовая тишина.

– Огласите отчет! – бесстрастно проговорил командир корабля.

Корабельный писарь встал и медленно и монотонно зачитал отчет. Завершив наконец чтение, он отдал честь и сел на место.

Граф Орас улыбался.

– Господин герцог де Лa Toppe, – сказал командир, – действительно ли факты изложены в отчете точно?

– Клянусь честью, все без исключения, – отвечал герцог, приветствуя совет.

– Ваше слово, господа? – продолжал командир, обращаясь к другим свидетелям.

– Клянемся честью! – единогласно подтвердили те.

– Прекрасно. Соблаговолите занять свои места.

Господин де Вильномбль все так же улыбался, обводя спокойным взглядом присутствующих.

После короткой паузы командир корабля продолжал, обращаясь на сей раз к арестанту:

– Вы слышали обвинение, выдвинутое против вас, сударь? Что вы имеете сказать в свою защиту?

– Я имею сказать, дорогой дядюшка, – ответствовал граф, пренебрежительно пожав плечами, – что считаю эту комедию отвратительным фарсом.

– Сударь, – строго отрезал командир, – у вас нет здесь родственников; вы предстали перед военным трибуналом, созванным по закону, чтобы рассмотреть факт вопиющего злодеяния. Предупреждаю в последний раз, отвечайте!

Граф Орас смертельно побледнел и пошатнулся, едва не упав; ему вдруг все стало ясно – он понял, что пропал. Однако, призвав на помощь свою гордыню, он сделал над собой крайнее усилие, выпрямился, лихорадочно поднес ладонь к блестящему от пота лбу, потом, закрутив ус с невыразимо презрительным высокомерием, усмехнулся.

– Но разве не брат моей матери, ставший мне почти отцом, допрашивает меня с такой строгостью? – сказал он, пожимая плечами. – Глазам своим не верю. Или, может, я ошибаюсь? Неужели я ослышался?

– Вы все прекрасно слышали, сударь. Так что отвечайте! – глухим голосом возразил командир.

– А что вы сами сказали бы в ответ, – с горячностью вскричал граф, – когда б моя матушка, ваша сестра, спросила вас: Каин, что сделал ты с сыном моим?..

Всех свидетелей этой горькой сцены охватили тревога и трепет. Лишь граф Орас, с горящим взором и раздувающимися ноздрями, держался гордо и вызывающе перед лицом суда. Он думал, что одержал верх…

Командир корабля встал.

– Довольно! – громогласно воскликнул он. – Здесь, повторяю, есть только ваши судьи. Вы говорите – я ваш дядя? Ошибаетесь, сударь. Даже если в наших жилах течет одна кровь, знайте, коли она дурна, я выпускаю ее из себя! Вы мне больше никто, и я не желаю вас знать! Отвечайте на вопросы, которые я вам задаю как председатель совета. За что вы убили этого человека?

– Он сам напросился, – отвечал граф Орас на удивление твердым голосом.

– Ложь! Вы силой ворвались в каюту герцога де Ла Торре, а капитан пришел ему на выручку.

– Он поднял на меня кинжал.

– И опять вы лжете! Вас застали на месте преступления, и вы ни за что ни про что проломили ему голову топором.

– Что ж, пусть так. В конце концов, какая разница? Да, я убил его, но ведь он простой мужлан. Что значит его смерть? Ничего. Или, может, я не дворянин? Оставьте! Это плохая шутка. С каких пор дворянин больше не вправе ставить плебея на место? Впрочем, я взываю в первую очередь к господину Кольберу, поскольку он один имеет право рассматривать столь нелепое дело.

– Ошибаетесь, сударь. Мы с вами у берегов Кубы, и здесь, на борту корабля, командование коим вверено мне его величеством, – да хранит его Бог! – я главный и единственный верховный судья. Вы знаете законы, сударь?

– Возможно, раньше знал, но теперь забыл, – равнодушно отвечал граф.

– Сейчас их вам напомнят. – И, обращаясь к докладчику, командир сказал: – Зачитайте обвиняемому из закона, дабы освежить его память.

Капитан раскрыл лежащий перед ним фолиант и, наскоро пролистав его, встал.

Вслед за тем твердым и четким голосом капитан зачитал нижеследующие параграфы:

– Статья тридцать семь. Королевский указ от тысяча шестьсот тридцать четвертого года: «Если кто обнажит клинок на борту корабля и даже если никому от того не будет вреда, виновному надлежит этим самым клинком пронзить руку, положенную на мачту».

– Ко мне-то какое отношение имеет этот вздор? – с пренебрежением вопросил граф.

– Слушайте дальше, сударь, – невозмутимо продолжал капитан. – Вот это уже касается вас.

И он снова принялся читать:

– Статья сорок. Из того же королевского указа от тысяча шестьсот тридцать четвертого года: «Если же случится так, что кто-то убьет своего товарища или ранит его таким образом, что тот умрет, убитого привязывают к живому спиной к спине и бросают в море; а если сие случится на земле, виновного надлежит казнить».

Докладчик закрыл фолиант и снова сел на место, окруженный мертвой тишиной.

– Вы слышали? – сказал командир. – Так что вы имеете добавить в свою защиту?

– Ничего, – нервно рассмеявшись, отвечал граф. – Благодарю вас, дядюшка. Да прольется моя кровь на вашу голову!

– Я не творю законы, я их исполняю, – холодно заметил командир. И, обращаясь к членам совета, вопросил: – Так какое наказание, по-вашему, заслуживает виновный?

– Смерть! – не колеблясь, отвечали все.

– Слушайте же, несчастный! – объявил господин де Лартиг графу Орасу. – Через час старшина приведет приговор в исполнение. Лейтенант, уведите осужденного и заприте в тросовом отделении; скоро к нему с последними утешениями придет корабельный священник. Вас больше ничто не держит на этом свете, – прибавил он, снова обращаясь к несчастному графу. – Примиритесь же с Господом, если сможете.

Спустя час весь экипаж «Непоколебимого» выстроился на верхней палубе в походной форме. На борту «Сантьяго» и «Петуха» матросы облепили все мачты и реи, чтобы поглядеть на казнь.

Брадобрей на пару с хирургом завернули тело капитана Гишара, сняв перед тем с него одежду, в кусок ткани и перенесли его на носовую надстройку.

Грянула барабанная дробь – на верхней палубе появился граф Орас. Манеры его ничуть не изменились: он держался надменно и вызывающе. Руки у него были связаны за спиной веревкой, которую держал за один конец капрал; осужденного сопровождал усиленный конвой.