Императора напугало то, что я молчу. Он взял меня за руки.

— За все эти годы в моем сердце не было никого, кроме тебя, — признался он. — Остальные женщины — лишь пыль на ветру да бабочки-однодневки. А ты — дерево, пустившее корни в мою плоть.

Эти нежные слова нисколько меня не тронули. В конце концов, именно таким образом мой супруг обычно воздействовал на женские сердца.

— Госпожа удела Вэй теряет разум, — продолжал Маленький Фазан. — Она следит за мной, устраивает сцены, рыдает ночи напролет… в общем, по ее милости моя жизнь стала несносной… Не будь эта женщина твоей сестрой, я отнял бы у нее титул и посадил в Ледяной дворец.

— Госпожа удела Вэй служила повелителю с величайшей преданностью, — насмешливо заметила я. — Неужели вы так быстро запамятовали счастливые дни?

— Я больше не хочу эту женщину. Меня изводят ее приступы ревности. И потом, я не могу заниматься любовью с фонтаном слез. Ты это понимаешь?

— Разве это повод проявлять повышенный интерес к Гармонии? Вдобавок, перебрав всех женщин моего клана, вы хоть раз подумали об их будущем?

Щеки Императора залила краска стыда.

— Я никогда не размышляю ни о чем подобном… поскольку ты рядом и помогаешь мне справиться с любыми сложностями, — пробормотал он. — Впрочем, я и так вверил тебе и Государственный Совет, и свою Империю… А эта девочка так похожа на тебя! Та же независимость, то же пламя! Свет, милая, жизнь коротка, а Гармония — моя последняя страсть. Отдай ее мне, а взамен обретешь почести, каких не удостаивалась ни одна императрица!

— В последнее время Господина мучают сильные головные боли, — уже мягче заметила я. — Лекари пока советовали вам хранить воздержание. Так подходящий ли это момент, чтобы позволить себе излишества?

— Невозможность обнять Гармонию для меня вреднее всего на свете. Прошу тебя, уладь это дело.

— Господин успел родить семь князей — вполне достаточно, чтобы не беспокоиться о будущем династии. Гармония, подобно всем, кто живет во Внутреннем покое, должна претерпеть лечение, дабы не понести дитя.

Император сжал меня в объятиях:

— Делай, что хочешь. Ведь это ты — Хозяйка Дворца!

Гармония, сидевшая в павильоне, где ее заперли, отказывалась от еды. Когда мои прислужницы, распахнув дверь, затеплили свечи, племянница обратила ко мне усталое, но лишенное малейших признаков раскаяния лицо. Мне показалось, что за всю эту ночь она утратила всё свойственное юным легкомыслие. Такой мрачный взгляд могла бросить лишь снедаемая ненавистью взрослая женщина.

Гармония, пав ниц, коснулась лбом пола:

— Великая Госпожа, сошлите меня в монастырь или отправьте в Ледяной дворец, а то приговорите к смерти — я ни о чем не стану сожалеть. Тело мое так и этак принадлежит Сыну Неба. И я с радостью предлагаю ему свою жизнь.

Горячность племянницы напомнила мне мою собственную. Я успела познать и это упоение мукой, и героическую грусть, однако давно утратила простодушие и более не верила в бессмысленное слово «любовь».

Я велела девушке поднять голову и, глядя ей в глаза, отчеканила:

— Я пощажу твою жизнь, так как ты — дочь моей возлюбленной сестры, Госпожи удела Вэй, а еще потому, что моя достопочтенная Мать умерла бы с горя, покинь ты наш бренный мир раньше нее. Ныне я предлагаю выбор: либо я нахожу достойный союз, чтобы у тебя были супруг и дети, либо даю дворец во Внутреннем покое. Но знай: твоя связь с повелителем никогда не перерастет отношений меж Господином и случайной подругой, что всегда мучило родившую тебя женщину. Ты останешься племянницей Императрицы и никогда не получишь печати Любимой Наложницы. Тела твоего более не коснется ни один смертный мужчина, и у тебя не будет детей.

Гармония трижды распростерлась на полу.

— Кто я такая, чтобы принимать подобные решения? — мрачным тоном бросила она. — Судьба моя зависит от воли Господина. Если он предпочитает мою мать, мне остается лишь немедленно убить себя.

Вместо того чтобы выразить благодарность, девчонка бросала вызов моей власти. Однако я не испытывала никакого гнева. Теперь я просто наблюдала за всеми любовными безумствами.

* * *

Старшая Сестра таяла на глазах.

По приказу Господина Гармония получила титул Госпожи удела Хань и возвысилась до первого ранга. Милость государя придала ей такое великолепие, что отныне с ней не могла соперничать ни одна другая принцесса. В ее владениях на юге Запретного города было выкопано озеро. Извлеченную из него землю поставили холмиками и на них построили одноэтажные павильоны, возвышавшиеся над Столицей. Среди светлых вод, в глубине бесконечного поля лотоса и кувшинок любимица Императора принимала Господина и его свиту. Лодки постепенно, одна за другой, выплывали из тумана. Музыкантши на корме играли модные песенки. А на мосту танцовщицы встряхивали длинными рукавами. Акробаты на циновках кувыркались, едва не сваливаясь в пустоту, творя нечто фантастическое. В сердце Запретного города у Госпожи удела Хань тоже были свои павильоны. Она скакала от дворца к дворцу на персидском коне, помеченном императорским клеймом. Одетая по-мужски, предшествуемая дворцовыми евнухами и отрядом стражи, в сопровождении девушек, одетых, как мальчики-слуги, она галопом мчалась по улицам Долгого Мира, взметая облака пыли.

Мать и дочь более не разговаривали. Ревность между соперницами стала смертельной. Когда моя сестра получала драгоценности, Гармония требовала нечто вдвое дороже, а если терзаемый тоской по прошлому повелитель на мгновение заглядывал к матери выпить чашку чаю, тотчас узнав об этом от своих наушников, дочь принималась кричать, что умирает от непонятной болезни. Перепуганный Император вскакивал, Непорочность бросалась к его ногам, обливая подол его халата горькими слезами. С измученным сердцем и трауром в душе Господин вынужден был вырываться из ее объятий.

Мать старилась по мере того, как расцветала дочь. Посещения государем Непорочности становились все реже, а потом он и вовсе их прекратил. Он более не приглашал Старшую Сестру на вечерние трапезы из опасения, что обе женщины встретятся. Наглость любимицы повелителя меня злила, но я сдерживала гнев. Хрупкое согласие в Женских покоях основывалось на спокойствии и щедрости Императрицы, а потому я делала вид, будто не замечаю дерзких выходок капризной девчонки.

Старшая Сестра изводила меня слезами и жалобами. Оставаясь глухой к доводам рассудка, она прочно затворилась в своем отчаянии. Ее бесконечные стенания в конце концов выжали меня, как лимон. Меж тем я должна была заниматься государственными делами. Юг опустошали эпидемии и голод. Я отвратилась от сердечных горестей сестры и занялась исцелением несчастий своего народа.

В нашем Внутреннем дворе, не менее обширном, чем Средний город, было легко заплутать в паутине переходов и потеряться в зарослях садов. Старшая Сестра, хоть все еще была жива, казалась призраком. Мои люди докладывали, что она все больше худеет от чрезмерной печали. Отныне Непорочная отказывалась выходить из своего дворца, боясь, что над ее худобой станут смеяться. Привычный шум Двора ее успокаивал. Гармония становилась все очаровательнее, ее смех оживлял павильоны, где увядали мои ровесницы. Все постепенно привыкали, что Госпожи удела Вэй больше не видно. О ней просто забыли.