— Вот-вот, а переноситься в Школу не труднее, чем открыть тут портал, скорее даже проще.

— Значит, я действительно смогу это…

Вилка погрузилась в сладкие раздумья. Не желая мешать ей, тихонечко встала и выскользнула из комнаты. За дверью меня перехватил Сергей.

— Спасибо, Алик, ты так вдохновила Лету!

— Это её Путь, — я пожала плечами.

В ресторане громко звучала музыка. Уже на подъезде к нему, я улыбнулась, фиксируя: вечер будет интересным и неоднозначным. Похоже — не очень длинным.

Едва мы шагнули в двери, навстречу выскочил Макс и быстро распределил нас в разные стороны: всех перепоручил официанту и тот повёл ребят к столику, меня же — лично проводил в гримёрку. Она, должна признаться, здесь была великолепной: большая, просторная, почти за самыми кулисами, через коридор. Судя по звукам из зала, конферансье объявлял очередной номер.

— Я не одна выступаю, — скорее утвердительно, чем вопросительно кивнула я.

— Да, но не переживай, здесь гримёрок несколько, не пересечёшься ни с кем.

— Ладно, не в том дело! С Анжеликой в Питере мы прекрасно уместились в одном, вдвое меньшем помещении, — я быстро начала раздеваться и выкладывать косметику, — какой расклад по выступлению?

— Значит так, — Макс потёр переносицу, я ощутила его усталость и легонько приуменьшила, — выяснилось немного не то, что мы ожидали… Ресторанчик этот литературный, как ты уж знаешь…

— Ага, — я вспомнила вывеску над входом: «Крыло Пегаса».

— Так вот, чтения со сцены и обсуждения творческих опусов здесь начинаются в половине девятого вечера, а до этого времени — всегда музыкальные выступления. И не звёзд каких-нибудь с громкими именами, а начинающих, восходящих, так сказать.

Кстати, я бы тебе назвал несколько имён, которые впервые выступили именно здесь…

— Не надо, — сморщила я носик, — знаю сама, давай дальше.

— Мы милостиво были причислены к рядам новичков и допущены до святая святых — сцены сего благородного заведения. Однако милость распространяется лишь на пару песен. Алик, выбери две, которые исполнишь, я приготовлю фонограмму.

— «Твой путь», спою её специально для Виолетты, ей это нужно сегодня, и, пожалуй, «Ну почему я не птица», это моя первая была в Питере, пусть первой и тут будет. Кто знает, авось завтра проснёмся звёздами шоу-бизнеса, — шутливо пожала плечами.

— Ты возможно, а мы, скромные труженики тыла, всегда остаёмся в тени! — проворчал лукаво Макс.

— Не выйдет в тени отсиживаться! — погрозила я пальчиком, — будете покорно жариться в лучах славы со мной наравне, если что!

— А что? — хитро спросил он, — ты же знаешь, скажи, как сложится?

— Не скажу! Максим, а Паша где?

— Беседует с директором. Договаривается, чтоб твоя очередь подошла поскорее, не затягивать с выступлением.

— Ясно, — махнула рукой, и парень послушно отвернулся, а я начала переодеваться, — он уже договорился, мне выходить сейчас, после этой песни…

— Тогда побежал за фонограммами! — встрепенулся Макс, — удачи, родная!

— Спасибо.

Я осталась одна в гримёрке. Быстро нанося косметику на лицо, вслушивалась в происходящее на сцене. Какая-то девушка пела нежным высоким голосом, кажется, романс.

Воспримут ли меня так же восхищённо, как сейчас весь зал, затаив дыхание, слушает её?

Вот отзвучала последняя нота и вместе с этим закончены приготовления. Я едва шагнула к двери, как в гримёрку тут же ворвался взбудораженный Павел.

— Алишик, готова? Макс всё настроил, пора на выход.

— Готова…

Я волновалась каждый раз, как в первый. И хотя знала, что публика меня примет, да даже если бы и не приняла — не страшно, ведь не ставлю целью прославиться — всё равно всё внутри переворачивалось от необходимости сделать первый шаг из-за кулис. Снова я не знала сцену, опять не успела заранее ощутить её под ногами, но уж раз всё так быстро и спонтанно получается — так тому и быть.

— Идём!

Паша взял меня нежно под руку и вывел в коридор. Уже перед кулисами обнял и чмокнул в лоб, в волосы. Я затрясла головой и руками, пытаясь успокоиться, слушая, как конферансье объявляет моё имя и название первой песни. Первой поставили «Твой Путь». Заиграло вступление. Конферансье отступил за кулисы и ободряюще улыбнулся мне.

— Ни пуха, — шепнул Паша.

Я шагнула на сцену, окунаясь в яркий ореол огней. Здесь освещение было несколько иным, нежели в «Кельтском диколесье», софиты не так ярко светили в лицо, в отличие от полумрака зала. Сейчас я смогла отлично рассмотреть зрителей.

Именинница со-товарищи сидели за центральным столиком. Вилка вся сияла, не сводя с меня глаз, я благодарно улыбнулась за невидимую, но очень весомую поддержку.

Пробежала глазами по аудитории и вздохнула: интеллигентная, возвышенная публика, поэтического склада. И если в «Диколесье» мне могли что-то простить, то тут уловят малейшую ошибку. Благо хоть спишут на статус новичка, если что.

Спеша к микрофону, я одновременно занималась очень важным делом: настраивала портал между этой реальностью и реальностью Школы. Мысленно позвала Волю, услышала сердцем, как он откликнулся, и пространство пошло рябью. Но видела это лишь я. И ещё Вольдемар, сидящий в Светлом Лесу на нашем месте (несмотря на то, что глубокая ночь царила там). А потом пространство словно раздвинулось, и я воочию увидела любимого. Нечётко, но поняла, что он хорошо видит меня.

Вздохнула легко и запела…

Пела для Вилки, целенаправленно, посылая подруге поток. И она поймала его, вошла в него, слилась со мной. Лета кивала зачаровано, а в глазах стояли слёзы.

«…И пронеси, и вознеси

Всё чем живёшь, творишь и дышишь

Свой путь любовью воскреси,

И сфер мелодию услышишь…»

С каждым словом в ней зрела решимость осуществить задуманное. И я знала, что она теперь не отступит от этого пути.

На середине песни у меня от трогательно-нежного взгляда подруги перехватило дыхание. Ценой невероятного усилия удалось не оборвать ноту, не сфальшивить, а потом, в проигрыше, я перевела дух.

В зал вошёл Богдан.

Посмотрев мельком на сцену, он кивнул, приветствуя меня, и остановился в дверях.

В руках мужчина держал большой букет алых роз. И я знала, что предназначается он мне. Продолжая песню, тихо качнула головой и перевела взгляд на Вилку. Богдан проследил за ним и улыбнулся. К нему подошёл официант, что-то получил в руку и, бойко лавируя между столиками, повёл Богдана к крайнему в углу. Больше свободных мест не было.

Не понимая, что творится со мной, я пела, но внутри всё пылало. От взгляда новоприбывшего ли, от волнения ли, вызванного затишьем публики? Ощущая на себе этот горящий взгляд, я ощущала так же и Волькин — ласкающий, родной, и взгляды многих других людей — спокойные, интересующиеся. И пела — уже не для них, а для самой себя, повторяя мысленно, что это мой Путь и иду я по нему твёрдо и уверенно, словно пытаясь себя убедить в чём-то.