— Они умные. Умнее людей. Ладно, давай еще по латыни что-нибудь.

— Fur furem cognoscit, lupus lupum.[50]

* * *

Зима прошла без тревог, будто и нет никакой войны. Солдаты Риллона восстановили несколько домов и как могли обустроились среди развалин. Им было скучно, бытовые заботы не могли надолго занять привыкших к походам воинов, наемники часто ссорились, ежедневно случались драки. Капитан даже слегка поощрял буянов, хотя, конечно, старался не допускать крайностей. Он считал, что потасовки дают выход неизбежной агрессии и поддерживают боевой дух в отряде. В присутствии Игмора, однако, наемники становились смирными. Не затевали свар, когда баронет оказывался рядом.

Впрочем, Отфрид каждый день, если не было метели, отправлялся бродить по окрестностям, сопровождаемый родичем. Баронет вынашивал некие планы относительно собственного возвышения, для этого выспрашивал у Ридриха расхожие фразы на латыни — считал, что знание поможет войти в высшее общество. Об уроках фехтования он не заикался: после памятной схватки с людьми Энриха юный Игмор считался непревзойденным бойцом… да так оно и было, хотя Ридрих помнил, что прежде родич не отличался ни особой силой, ни великим умением.

Еще баронет стал следить за внешностью — начал тщательно расчесывать длинные рыжие кудри, подобрал из добычи наряд поприличнее. Изменился Игмор и телом, стал крепче, шире в плечах, лицо будто отвердело, утратило юношескую припухлость. И взгляд… Никто не мог выдержать прямого взгляда холодных серых глаз Отфрида, все отворачивались. Ридрих с тревогой отмечал изменения, происходящие с родичем, но не решался ни спросить кузена, что с ним, ни поделиться тревогой с кем-либо. Товарищи по отряду не знали Игмора прежде, а потому не смогли бы понять причин волнения Эрлайла. К тому же юнца все боялись — с каждым днем все больше. Волки в самом деле оказались умнее людей: стая ни разу не возвратилась к городу после встречи с баронетом.

Но день шел за днем, Отфрид сторонился наемников, те отвечали взаимностью… Так миновала зима. Весна в этом году случилась ранняя. Уже в марте стало пригревать солнце, сугробы проседали, истекали звонкими ручейками в лощины и овраги. В лесах, в тени деревьев, снег по-прежнему лежал синеватым рыхлым одеялом, но одеяло истончалось с каждым днем, ветшало, покрывалось прорехами.

Солдаты, глядя на раскисшую дорогу, гадали, когда земля просохнет. Едва тракты станут проходимы для армий, война возобновится. Ждали гонцов из Фэ-Давиано. Но на севере у моря, хотя снег и сошел даже раньше, чем здесь, было влажно. Вряд ли его величество решится оставить комфорт городского отеля и велит выступать по раскисшему тракту.

Так что ждать, судя по всему, предстояло довольно долго. Единственное важное известие, полученное Риллоном, — смерть Энриха. Главарь мятежников, вождь Лиги, скончался, так и не оправившись после ранения, полученного в схватке с вольным отрядом неподалеку от Бендена. Возможно, этим объяснялось бездействие лигистов — вожаки делили власть. И тем скорее бы должны выступить войска роялистов, но нет — король с Мервэ выжидали по-прежнему.

Отфрид как-то в паузе между зубрежкой латыни осведомился, что думает Ридрих о планах его величества. Эрлайл ответил, что королю стоило бы поторопиться ударить по лагерю мятежников, прежде чем они изберут нового предводителя. Баронет рассмеялся и заявил:

— Ты ничего не понимаешь. Капитан тоже вчера орал, что нужно выступать… Нет, торопиться не следует. Лига никогда не обретет нового вождя, с каждым днем раздоры ослабляют мятежников. Не для того они отказались подчиняться королю, чтобы признать над собой другого сеньора.

— Но Энрих…

— Энрих был дураком — невероятным, удивительным глупцом, его не боялись признавать старшим, потому что не считали опасным. И вместе с тем он был достаточно родовит. Другого такого болвана Лига не найдет, хотя никто из них не отличается умом. Эти сеньоры — стадо, которому нужен пастух. Я бы смог. Игмор выше всех. Так было в старину, и так будет. Держись поближе ко мне — и ты, родич, станешь свидетелем возвышения рода Игморов.

— Malum consilium consultori pessimum est.[51]

Улыбка сползла с тонких губ баронета.

— Не говори ерунды, Ридрих. Игмору стоять над человеческим стадом — это не злой умысел, нет. Это было бы правильно… и это будет. Вот увидишь, родич, это будет.

* * *

Первые лигисты объявились в округе к началу апреля. Снег сошел, талые воды все еще заполняли овраги и старицы, а дорога пока что оставалась раскисшей полосой грязи. Из-за распутицы Отфрид ограничил маршрут их с Ридрихом вылазок ближайшей округой. Наемники пробирались по возвышенностям, избегая ложбин, превратившихся в болота. Чужие показались на дальнем холме — несколько фигурок в серой одежке, едва различимой среди грязи и прошлогодней листвы. Должно быть, лигисты тоже заметили наемников, но не спешили нападать. Между противниками была заболоченная низина, тем не менее Отфрид двинулся напрямик.

Лигисты, несмотря на численный перевес, предпочли сбежать. Пока родичи, увязая в грязи и проклиная распутицу, пересекли раскисшую ложбинку, холм опустел. Зато Ридрих обнаружил довольно много следов. Лигисты наведывались в эти края частенько, однако держались так осторожно, что ни разу не были замечены — до нынешнего дня. Отфрид рвался в погоню, Ридрих с трудом отговорил кузена. Перепачканные и усталые, они возвратились в лагерь, чтобы доложить капитану о чужаках. Но Риллона не было, он отправился в Фэ-Давиано узнать новости и выпросить провианта — припасы в лагере подошли к концу. Воспользовавшись отсутствием начальства, Отфрид заставил десяток солдат принять участие в охоте на лигистов.

Затемно группа наемников выступила из лагеря и двинулась обходным путем к холмам, где наследили мятежники. Маневр увенчался успехом — солдаты углядели огонек костра. Сам Отфрид, прихватив, как обычно, Ридриха, решил напасть на неприятеля. Остальные должны были перекрыть мятежникам пути отступления, наемников это вполне устраивало: в предстоящей драке большой добычи не предвиделось, и никому не хотелось рисковать зря. Оставив товарищей в кустах, кузены осторожно двинулись в обход, озираясь на рыжие отсветы пламени. Лигисты оказались настолько беспечны, что не выставили стражу, и Отфрид сумел подкрасться чуть ли не к самому костру незамеченным.

Восемь фигур, расположившихся вокруг огня, оставались неподвижными… Вот один, должно быть, что-то услыхал и поднял голову — тут Отфрид перестал таиться и бросился, размахивая мечом, к спящим. Ридрих не ждал, что родич нападет вот так сразу, не подав знака заранее, а потому чуть замешкался. Когда он добежал к биваку лигистов, Отфрид уже зарубил двоих и теперь отбивался от шестерых мятежников, которые еще не вполне пришли в себя, но атаковали довольно бодро. Впрочем, слаженности в их действиях не было, они скорее мешали друг другу. С появлением Ридриха ситуация изменилась. Двое лигистов бросились наутек — возможно, они решили, что вслед за Ридрихом появятся новые противники. Четверо замешкались — похоже, совсем ошалели. Они скакали вокруг костра, бестолково размахивали оружием и, должно быть, жалели, что не сбежали вслед за более расторопными приятелями.