— Она гневается на Скованного? — спросил Ринан Сих.

— Она — сгусток ярости, — объяснил Пелам. — Она наслала кару на тех, кто ей ненавистен. На обитателей мира, где она находится не по своей воле.

— Значит, все, что ей нужно, — это уничтожить Лаар?

— Да, ибо, уничтожив Лаар, Кианна освободится…

Повисла пауза. Ринан Сих обдумывал услышанное.

Что-то во всем этом не сходилось. Но он пока не мог понять — что именно.

Богиня. Изгнанница чужого мира. Полное злобы могущественное создание. Она находится на Лааре против своей воли и выплескивает свою ненависть, насылая туманную чуму на мир, который воспринимает как тюрьму, как место заточения.

Пророки тумана. Вот что осталось неясным.

— Насчет Кианны я понял, — сказал Ринан Сих. — Я даже согласен произносить ее имя с почтением, ибо существо, способное уничтожить мир, несомненно, заслуживает нашего преклонения. Но осталось, кажется, главное.

— Главное? — прошептал Пелам.

— Да, — сказал Ринан Сих и посмотрел ему в глаза.

— Что же ты считаешь главным?

— Тебя, — в упор произнес инквизитор.

— Меня?

— Почему ты и подобные тебе соглашаются служить Кианне? Она ведь разрушает вас. Она поступает с нами точно так же, как с другими. Надеюсь, у вас нет иллюзий: предатели собственного народа рано или поздно остановятся такими же жертвами, как и те, кого они предали.

Неожиданно Пелам рассмеялся. И, все еще смеясь, он умер в цепях. Ринан Сих больше не мог получить от него ни одного ответа.

— Эй, потише!

Скимра набросился на Кусби, грозя тому кинжалом, и Эгертон с трудом поспел вовремя, чтобы разнять их.

В отряде, которым командовал теперь Эгертон, кого только не было! И призраки, и жабоиды, и бородавные клаггеры с гигантскими челюстями и двумя рядами шипов на руках, ногах и спинном хребте… Имелись среди его подчиненных инкубы — демоны, способные к телепортации; смертельно раненные, они забирают силы, нанося опасные раны своим соседям. Внешне инкубы выглядели довольно своеобразно. Их можно было даже назвать привлекательными — по-своему, конечно: бледные, с крепким торсом и длинными ногами. Их отличали лишь длинные, похожие на полосы меха перья, растущие на плечах.

Могучие косматые мертвяки, жирные мясники, пьющие кровь и добывающие ее из тел поверженных врагов огромным мясницким ножом, скелеты с горящими зелеными огнями внутри голых черепов и даже падальщики, лысые, с длинной голой шеей, как у любого стервятника, — всех их можно было видеть в шагате Эгертона.

Он привык не обращать внимания на зловоние, которое они источали. Высшее командование армии Урангрунда снабдило Эгертона золотыми и серебряными кристаллами, и унгар истратил их почти все. Обращенные в пыль, они создали связь между унгаром и всеми этими омерзительными созданиями Тьмы.

Скимра был когда-то человеком, но соприкосновение с силами Тьмы изменило его до неузнаваемости. Над его телом и личностью явно потрудились соулы, темные маги, и притом самым жестоким образом. Эгертон подозревал, что Скимра был одним из первых, кто подвергся магическим изменениям и едва ли не единственным из своего «поколения», кто оставался еще жив. Во всяком случае, это существо представляло собой человекообразное насекомое, но при этом было покрыто шерстью. Характер у него был вспыльчивый, и при любом удобном случае он кидался с ножом или с голыми руками, готовый рвать, грызть, расчленять…

Особую его ненависть вызывал злополучный Кусби с его рыбьими глазами и непомерно длинными тощими руками, еще одна жертва магов Ковена. Скимра считал его хилятиком, которого совершенно напрасно взяли в отряд.

Скимра подчинялся лишь Эгертону, который полностью подавил его волю (на этого солдата пришлось истратить не менее девяти кристаллов, столько силы и ярости он хранил в душе). Лишенный возможности бунтовать, Скимра тем не менее сохранил свой буйный дух и время от времени поднимал руку на кого-нибудь из своих товарищей. В таких случаях утихомирить его мог лишь Эгертон.

Подчиненные существа были лишены какого бы то ни было выбора. Их воля принадлежала унгару. Только это и делало шагат боеспособным.

В отряде царила ненависть. Здесь все так или иначе желали друг другу гибели. Эгертон ухитрялся силой магического воздействия удерживать дисциплину. Но за время марша к Урангрунду маг совершенно вымотался. Возможно, он переоценил свою способность приспосабливаться и проходить, как нож через масло, сквозь любые обстоятельства.

Отправляя нового унгара в армию Шаггона, Вербовщик снабдил его целым мешком крупных кристаллов, которые позволили подчинить сравнительно большое число созданий Тьмы. Но у Эгертона имелись и другие серьезные проблемы, и он вынужден был непрерывно лавировать. Фактически его зажало между двумя огнями: с одной стороны — тупые и строптивые существа, чью волю он подавил и контроль над которыми постоянно удерживал, а с другой — его сложные отношения с магиней Тегамор. Он не только видел ее и чувствовал каждое ее душевное движение — он еще вел с ней ментальный поединок, даже если она сама не всегда отдавала себе в этом отчет. Малейшая оплошность — и она, в свою очередь, подчинит себе его волю. Допустить это, особенно учитывая обстоятельства (сотню вечно голодных, раздраженных, злобных существ поблизости, например), было немыслимо. Утратить контроль над ними означало немедленную гибель.

Выматывали Эгертона и возобновляющиеся боли. Он не знал, нарочно ли Тегамор использует имеющуюся у нее возможность и заставляет своего бывшего пленника страдать или делает это случайно. До сих пор ему не удавалось установить с ней прочную обратную связь и, что называется, поговорить «по душам» — насколько такой доверительный разговор возможен при условии телепатического общения. Но ведь надеяться не запрещено! Возможно, они бы пришли к соглашению, и жизнь Эгертона сделалась бы немножко проще, а Тегамор получила бы кое-что взамен.

Например, образцы от самой крепости Урангрунда… С некоторого времени Эгертон знал почти все о карте, которую составляла магиня. Да-да, ее сокровенная тайна, работа, над которой она корпела много лет, никого не посвящая в эти планы, — все это было открыто Эгертону, человеку абсолютно постороннему для Тегамор, человеку, настроенному к ней едва ли не враждебно.

Интересно, какую гримасу она состроит, когда поймет это? Хотелось бы поглядеть! Разумеется, видеть красивую женщину в миг ее унижения и страха, в миг, когда она делается некрасивой, — весьма опасно. Опасно даже в том случае, если речь идет о самой обыкновенной женщине. Так что говорить о магине!

И все же Эгертон готов был рискнуть.

Но пока что его мечта о маленькой мести Тегамор оставалась только мечтой.

Его выводила из себя ее привычка выражать свою досаду, втыкая между булыжниками кладки своего дома кинжалы, разбивать о стены посуду, в том числе и наполненную алхимическими эликсирами, весьма жгучими и зачастую страшно ядовитыми… Даже простой удар кулаком отзывался в теле Эгертона. А он все еще не придумал, как избавиться от этой связи или, по крайней мере, как извлечь из нее пользу.