– Нет, не понимаю.

– Если Копцова изначально решила присвоить деньги вашего отца, которые тот якобы разместил на депозите под огромные проценты, никаких официальных документов она не составляла и в списки вкладчиков его не включала. Да, она провела его по своей черной бухгалтерии. Вернуть столь крупную сумму официальным путем Копцова уже не смогла бы, так как эти деньги украдены в первый же день их появления в банке и нигде, разумеется, не зафиксированы. Если бы это была только часть суммы, тогда понятно. Но вся – нереально. Поэтому ей пришлось снять эти деньги с какого-то своего тайного счета наличными, чтобы вашему отцу невозможно было проследить, откуда они поступили.

– Но она могла бы и дальше обманывать его.

– Не могла бы. Или она возвращает деньги по его первому требованию, иначе он ее потащит в суд, а этого допустить никак нельзя, пока она не свернет дело и не скроется, или…

– …Убивает его, – продолжила Ася. – Но тогда зачем приносить деньги, если она собиралась его убить?

– А если бы ей что-то помешало? Деньги она прихватила на всякий случай. Чтобы успокоить его, усыпить бдительность и уже потом спокойно с ним расправиться.

– И в конце концов расправилась.

– У вас еще остались ко мне какие-то вопросы?

– Вы не рассказали главного. Как вы попали в дом и что вы там делали?

– Очень просто. Когда я подошел к воротам, калитка оказалась незапертой. Я просто вошел.

– И вам это не показалось подозрительным?

– Нет… И это очень странно. Я не мог на это не обратить внимания. И все же вошел.

Трунов задумался, и на какое-то время между ними воцарилось молчание. Он, словно забыв об Асе, автоматически крутил вокруг запястья браслет, а та смотрела на Трунова и отказывалась верить своим глазам. Маска вежливого и обходительного хозяина стаивала с Трунова как воск, обнажая его истинное лицо: сжатые в узкую полоску губы, прищуренный злобно-мстительный взгляд, устремленный перед собой и в прошлое одновременно, а также выступившие неожиданно на лбу капельки пота.

Что его так разозлило и в то же время испугало? За мгновение до того, как Трунов перевел взгляд на Асю, та успела отвести глаза, пытаясь сделать вид, что разглядывает свои ногти. А когда взглянула на Трунова, перед ней сидел тот же гостеприимный хозяин. И все же что-то изменилось, Ася чувствовала это кожей, видела внутренним взором.

– Я вспомнил. Подойдя к воротам, я услышал щелчок открываемого замка. Подумал, что это ваш отец мне открыл. Потому и вошел.

– Что же тут странного?

– А то, что на этот момент ваш отец уже был мертв. Я вошел в дом, обошел весь первый этаж и, не найдя его, быстро поднялся на второй. Там, в одной из комнат, обнаружил Антона с ножом в груди. Я тут же вытер ручки двери, за которые брался, и быстро вышел вон. Сел в машину и уехал. И только потом мне сказали, что на столе в кабинете, куда я вообще не заходил, а только заглянул мельком, стоял бокал с коньяком, на котором и обнаружили мои отпечатки.

– Получается, что, когда вы приехали, в доме кто-то был? Тот, кто открыл вам дверь?

– Получается, что так. Но мне это пришло в голову только сейчас.

– Но вас же спрашивали в полиции, как вы вошли в дом?

– Я и ответил: в открытую калитку… Но, видимо, так был напуган арестом, что даже не подумал о том, кто же мне эту калитку открыл.

– Значит, вы подъехали к дому в…

– …Шестнадцать двадцать семь, а уехал в шестнадцать тридцать семь.

– Но вы находились в доме десять минут!

– Всего-то минут пять, не больше. Вы не учитываете, что до дома еще нужно дойти, причем я шел медленно, не торопясь. Ну и на обратную дорогу прибавьте столько же… Хотя чуть меньше, так как я уже торопился. Если там чудесным образом оказались отпечатки моих пальцев – а я ни к каким бокалам даже не притрагивался, – то выходит, что меня заманили в дом специально, чтобы подставить. И вряд ли этой женщиной могла быть ваша мать, так как мы вообще с ней незнакомы, а потому и мотива поквитаться со мной у нее просто не могло быть. Допускаю, что звонившей вполне могла оказаться Копцова. Почему нет? Бокал-то она так вовремя оставила в доме не случайно. Значит, Марианна также была на месте преступления.

– Тогда почему вы не узнали ее голос, когда она звонила от имени матери?

– Не знаю. Голос был какой-то глухой, словно женщина прикрывала трубку рукой, чтобы никто не услышал, что она говорит по телефону.

– И обо всем этом вы рассказали следователю? Тогда он должен был вызвать маму на допрос?

– Конечно. Чтобы выяснить, звонила она мне или нет.

– А номер телефона у вас сохранился? Вы его следователю передали?

– Конечно, а как же иначе-то? Только телефон оказался краденым, да и ваша матушка решительно утверждала, что мне не звонила.

– А у моего отца был ваш номер телефона?

– Разумеется. Мы же созванивались… У вас еще ко мне есть вопросы?

– Спасибо. Я узнала все, что мне было нужно.

– Если что, звоните. – Трунов протянул визитку. – Отвечу не я, но мне сообщат о вашем звонке, и я вам перезвоню сам… Вы и в самом деле можете доказать, что именно Копцова убила вашего отца? – Трунов с любопытством уставился на Асю.

– И Берлицкого тоже.

Ася распрощалась и вышла из зала. В коридоре ее ожидала горничная, чтобы проводить до охранного поста. Ася забрала паспорт и вышла на улицу. Такое ощущение, словно она последние силы оставила в этом роскошном особняке.

Обратно ехали молча. Стас ждал, что Ася сама начнет разговор, но та никак не могла понять, выяснила она что-то важное для себя или нет. Связь между Труновым и Копцовой установлена, а потому у той были основания, чтобы мстить. Значит, догадка о том, что именно Копцова подставила Трунова, подтвердилась. А если Трунов врет и переводит стрелки на Копцову, чтобы выгородить себя? Но ведь он не отрицал, что занимался хищениями в банке вместе с ней? И не подтверждал. Потому что кто же такое на себя станет наговаривать?

Асе нужно выбрать, кому она верит, а кому нет. Лучше не верить никому, тогда и не обманешься. А еще проверять и перепроверять, чтобы ее во лжи не запутали. Потому что на кону слишком большие деньги и собственная безопасность, чтобы перед кем-то откровенничать. Вот и Трунов говорил Асе лишь полуправду, которая порой бывает хуже любой лжи. Недоговоренность, похожая на правду, может принести даже больший вред, чем самая гнусная ложь. Потому что полуправде хочется верить.

– Стас, я так устала от общения с Труновым. Можно я сначала отдохну, обдумаю информацию, тем более что она касается моей матери, а потом мы встретимся и все обсудим?

– Не вопрос. Я представляю, каково тебе сегодня было в логове убийцы.

– Ты считаешь, что это все-таки он убил отца?