В то же время очевидно, что за погромами стояла некая сила, способная организовать массовые выступления громил в разных концах Южной Украины. Не была ли эта сила внешней? Недовольство той или иной этнической группы для дестабилизации России уже не раз использовалось ее внешними врагами в XIX веке. Османская империя поощряла конфликты народов Северного Кавказа с российским государством для того, чтобы ослабить натиск России на турецкие владения. В течение XIX века ряд стран Запада не раз брали на вооружение «польский вопрос» для прикрытия захватнических целей в отношении России. С конца XIX века Германия, а также ряд других стран стали создавать свою агентуру среди национальных меньшинств России. Поскольку известно, что, начиная с 40-х годов XIX века, страны Запада старались поддерживать напряжение в отношениях между евреями и царским правительством, можно предположить, что агентура этих же стран могла спровоцировать погромы во имя превращения евреев в свою «пятую колонну» внутри Российской империи.

Те же силы были заинтересованы и в массовой эмиграции наиболее бедной части еврейского населения (а именно бедняки побежали из России после погромов 1881-1882 годов). В массовой эмиграции были заинтересованы и богатые евреи в России. Спровоцировав эмиграцию, богачи избавлялись от необходимости нести хотя бы часть бремени благотворительности (за счет благотворительных пожертвований богачей жило от 25 % до 38 % всего еврейского населения России).

Провоцирование массовой эмиграции евреев позволяло некоторым западным державами и ведущим международным еврейским финансистам решить ряд задач, не связанных непосредственно с делами России. Например, создать динамичную прослойку среднего класса в США или основать колонии поселенцев в Палестине. Солженицын обратил внимание на то, что «первую идею о еврейской эмиграции из России в Америку подал съезд Альянса (Всемирного Еврейского Союза) еще в 1869-м – с мыслью, что первые, кто устроится там с помощью Альянса и местных евреев, «стали бы… притягательным центром для русских единоверцев». Солженицын заметил также, что особенно много эмигрировало евреев из Западного края, где и погромов не было. Многие, подобно «мальчику Моттлу» из одноименной повести Шолом-Алейхема, лишь оказавшись на берегу Атлантического океана, наконец, задавали вопрос: «А что же такое погромы?», потому что ни они сами, ни их родственники никогда не были их свидетелями.

Из этой же книги Шолом-Алейхема создается впечатление, что за рубежами России было все готово для начала массовой эмиграции еще до начала погромов. По всей Западной Европе была создана цепочка эмигрантских комитетов, обеспечивавших беглецов бесплатным питанием, временным жильем, денежным вспомоществованием и билетами на поезда и пароходы. Исход евреев из России принял массовый характер, и в результате эмиграции с 1882 по 1908 год из России только в США выехало 1,5 миллиона евреев. Россия же обрела репутацию самого жестокого преследователя евреев.

К этому времени становилось все более очевидным, что сложившаяся практика решения национального вопроса в России, и особенно «русификаторская» политика Александра III, входили в противоречие с интересами быстро развивавшейся национальной буржуазии и национальной интеллигенции ряда народов, населявших Россию. Их не удовлетворяли отношения равноправия, существовавшие на уровне трудящихся России вне зависимости от их национального происхождения. Их не устраивали существовавшие условия для социального продвижения в российском обществе и широкие возможности для развития национальных культур. Влиятельные силы интеллигенции и буржуазии национальных меньшинств стремились оторвать свои народы от России и установить прямые связи с капиталистическим Западом. На окраинах империи сложились мощные центробежные силы, грозившие отделению от нее обширных и богатых земель, в том числе и населенных такими же потомками Киевской Руси, как и русские. Эти планы получали все возраставшую поддержку на Западе, особенно со стороны держав, стремившихся к переделу России.

Даже союзники России, искавшие ее поддержку в угоду своим внешнеполитическим планам, не желали видеть ее сильной. Александр III с горечью констатировал, что у России есть лишь два союзника – армия и флот. Эти соображения не помешали Николаю II, занявшему в 1894 году российский трон после смерти Александра Ш, принять участие в интервенции против Китая вместе с Японией, Великобританией, Германией, США и Францией в 1900 году. Участие России в подавлении восстания китайского народа и разделе китайских земель вместе со своими конкурентами лишь усилило вероятность столкновения между ними в скором будущем. Это и привело к нападению Японии на Россию в начале 1904 года.

Русско-японская война 1904-1905 годов продемонстрировала враждебность ведущих держав мира и влиятельных международных кругов по отношению к России. США, Великобритания и Германия поставляли в Японию вооружение и другие военные материалы. Как отмечала историк Присцилла Робертс, только фирма «Кун и Леб» предоставила правительству Японии в ходе Русско-японской войны пять займов.

При этом, как указывала Робертс, «мотивы, которыми руководствовался Шифф, предоставляя эти займы, были отнюдь не чисто финансовые. Его отвращение к антисемитской политике царского правительства России было так сильно, что он запретил фирме "Кун и Леб" участвовать в предоставлении займов России и просил еврейских финансистов из Британии и других европейских стран ввести аналогичное эмбарго. Шифф надеялся, что поражение России от Японии сможет привести к революции и установлению либерального конституционного правительства, которое прекратит дискриминацию в отношении пяти или шести миллионов евреев России. Его помощь и поддержка сыграли решающую роль в том, что американские и британские банкиры преодолели свое первоначальное нежелание оказать поддержку барону Такахаши Корекойо, который старался распространить облигации японского военного займа. Банк "Кун и Леб" организовал синдикаты в Нью-Йорке, которые распределяли американские доли ряда военных японских займов… Более того, Шифф был готов мобилизовать услуги многих из европейских банков, с которыми он поддерживал контакты (особенно банка "Варбург и компания"), чтобы распродать эти ценные бумаги. Это, в свою очередь, стало решающим фактором в том, чтобы оказать влияние на британских финансистов принять японские ценные бумаги на хороших условиях. В конечном счете эти ценные бумаги на общую сумму в 535 миллионов долларов (из которых на США – пришлось 196 250 000) были выброшены на европейские и американские рынки. Они покрыли более половины японских военных расходов и стали важным фактором, обеспечившим победу Японии».

Победе Японии способствовала и внешнеполитическая изоляция России. Президент США Теодор Рузвельт стал посредником на русско-японских мирных переговорах, увенчавшихся потерей Порт-Артура, Южно-Маньчжурской дороги, отторжением от России южной части Сахалина и всех Курильских островов.

Но не только правящие круги различных стран мира поддерживали Японию в ходе Русско-японской войны. К этому времени в международном социалистическом движении давно сложилось убеждение, что Россия является главным оплотом мировой реакции и ее военное поражение лишь приблизит час социалистической революции в Европе. В своей статье «Внешняя политика русского царизма», опубликованной в 1890 году, Фридрих Энгельс, говоря об угрозе мировой войны, писал: «Вся эта опасность мировой войны исчезнет в тот день, когда дела в России примут такой оборот, что русский народ сможет поставить крест над традиционной завоевательной политикой своих царей и вместо фантазий о мировом господстве заняться своими собственными жизненными интересами внутри страны, интересами, которым угрожает крайняя опасность… Русское Национальное собрание, которое захочет справиться хотя бы с самыми неотложными внутренними задачами, должно будет решительно положить конец всяким стремлениям к новым завоеваниям… С возрастающей быстротой, как по наклонной плоскости, катится Европа в пропасть мировой войны неслыханного размаха и силы. Одно только может остановить ее: перемена строя в России. Что это должно произойти в ближайшие годы, – не подлежит никакому сомнению… В тот день, когда падет царская власть, эта последняя твердыня общеевропейской реакции, – в этот день совсем другой ветер подует в Европе».