После обеда Йуль вместе с братьями и сестрами помогал отцу чинить его маленькое рыбацкое суденышко или сидел в мастерской у матери, переписывая разными шрифтами благословения и молитвы, смешивая чернила и чистя инструменты. Мастерская нравилась мальчику больше, чем возня с лодкой. Особенно он любил длинные вечера, когда мать позволяла ему наблюдать, как она покрывает кожу посетителей мелким шрифтом и на словах выступают капельки крови. Словотворчество его матери не обладало такой уж большой силой, но ее таланта вполне хватало, чтобы клиенты соглашались заплатить побольше за работу Тильсы Чернильщицы – ее благословения иногда сбывались.

Изначально мать рассчитывала обучить Йуля своему искусству, однако вскоре стало ясно, что у него нет ни малейшей искорки словотворческого таланта. Может, она бы все равно взялась его учить, но и для ремесла татуировщика у него не хватало терпения. Он любил только сами слова, их звучание, форму и поразительную текучесть, поэтому гораздо больше его влекло к ученым в длинных белых одеждах.

Каждый ребенок Города Нин получал образование на протяжении нескольких лет. Заключалось это образование в том, что раз в неделю дети собирались во дворе университета и слушали молодых ученых, которые читали им лекции о буквах, цифрах и расположении всех ста восемнадцати обитаемых островов Амариканского моря. Большинство детей удирали с этих занятий, как только им позволяли родители. Йуль был не таков. Он часто оставался после уроков, чтобы задать вопросы, и даже умудрялся выпросить у учителей пару лишних книг. Один из них, терпеливый молодой человек по имени Риллинг Ученый, давал ему книги на разных языках, и их Йуль ценил больше всего на свете. Ему нравились раскатистое звучание новых слогов и необычность историй, которые они приносили с собой, словно сокровища затонувших кораблей, выброшенные на берег волнами.

К девяти годам Йуль овладел тремя языками, причем один из них существовал лишь в архивах университета, а к одиннадцати – это традиционный возраст для принятия важных решений – даже мать смирилась с тем, что ему суждено стать ученым. Она купила на рынке в гавани длинные отрезы некрашеной материи и лишь едва заметно вздохнула, заворачивая темнокожую фигурку сына в ткань, как принято среди ученых. Мгновение – и он уже вылетел за дверь белым вихрем, сжимая в руках стопку книг.

Его первые годы в университете прошли в состоянии мечтательной полугениальности, которое вызывало у его преподавателей досаду, но в то же время и восхищение. Он продолжил изучать языки с легкостью, словно черпал воду из колодца, но, похоже, не желал прикладывать достаточно усилий, чтобы освоить их в совершенстве. Он проводил бесчисленные часы в архиве, переворачивая страницы манускриптов тонкой деревянной лопаткой, но мог пропустить обязательную лекцию, потому что наткнулся на интересную заметку о русалках в журнале морехода или обнаружил ветхую карту с пометками на незнакомом языке. Он поглощал книги с такой жадностью, будто нуждался в них не меньше, чем в хлебе и воде, но чаще всего это были не те книги, что ему задавали прочитать.

Наиболее доброжелательно настроенные преподаватели настаивали: это вопрос времени и зрелости – рано или поздно юный Йуль Ян найдет постоянную тему для исследований и посвятит себя ей. Тогда он сможет выбрать наставника и начнет вносить вклад в научное знание, которое делает Университет Города Нин таким престижным. Другие же преподаватели, видя, как Йуль за завтраком подпирает сборник легенд кувшином и перелистывает страницы с мечтательным выражением лица, уже не были в этом так уверены.

И в самом деле, с приближением его пятнадцатого дня рождения даже самые оптимистичные ученые начали беспокоиться. Судя по всему, Йуль не спешил сужать сферу своих интересов и предлагать план исследования, а приближающиеся экзамены, похоже, совсем его не волновали. В случае успешного прохождения испытаний его бы официально провозгласили Йулем Яном Ученым, и он начал бы строить карьеру в университете. В случае провала его бы вежливо попросили поискать себе какое-нибудь другое, менее сложное ремесло.

Оглядываясь назад, можно предположить, что такое бесцельное поглощение сведений на самом деле являлось своего рода путешествием, поиском чего-то бесформенного и безымянного, что маячило где-то за краем поля зрения. Может, так и было. Возможно, они с Аделаидой провели детство примерно одинаково, ощупывая границы своего мира в поисках иных миров.

Но серьезных ученых не интересует беспорядочная погоня неизвестно за чем. Поэтому Йуль получил приглашение в кабинет главы университета на «серьезный разговор о его будущем». Он явился с опозданием на час, зажав пальцем недочитанную страницу в «Исследовании мифов и легенд островов Северного моря», с отсутствующим взглядом и озадаченным выражением на лице.

– Вы меня вызывали, господин?

У главного ученого было морщинистое серьезное лицо, как у большинства ученых, а по обеим его рукам, как и подобает почтенному человеку, вились татуировки, сообщавшие о его браке с Кенной Торговкой, преданности науке и двадцати годах достойной службы на благо Города. Седые волосы обрамляли его голову белым полумесяцем, как будто жар его мысли был столь велик, что напрочь выжег всю макушку. Он озабоченно смотрел на Йуля.

– Садись, юный Йуль, садись. Я бы хотел обсудить твое будущее в нашем университете. – Взгляд ученого упал на книгу, которую юноша сжимал в руках. – Скажу прямо: нас очень тревожат твоя недисциплинированность и недостаток сосредоточенности. Если ты не определишься с направлением исследований, нам придется предложить тебе другие занятия.

Йуль склонил голову набок, будто кот, который с любопытством смотрит на предложенное ему незнакомое угощение.

– Другие занятия?

– Сферы, которые больше подходят твоему темпераменту, – ответил глава университета.

Йуль немного помолчал, но так и не смог представить ничего, что подходило бы его темпераменту больше, чем солнечные вечера, проведенные под оливой за чтением книг на давно забытых языках.

– Что вы имеете в виду?

Ученый, который, вероятно, ожидал услышать жалобные мольбы, а не столкнуться с вежливым непониманием, сжал губы в тонкую коричневую линию.

– Я имею в виду, что тебе придется учиться в другом месте. Твоя мать, полагаю, не откажется обучить тебя искусству татуировки, или ты можешь наняться переписчиком к одному из словотворцев на восточной стороне, или даже служить счетоводом у торговца. Если хочешь, я мог бы переговорить с женой.

Только теперь на лице Йуля отразился ожидаемый ужас. Глава университета смягчился.

– Ну-ну, мой дорогой, до этого пока не дошло. Просто потрать следующую неделю на размышления, обдумай свои перспективы. И, если хочешь остаться здесь и сдавать экзамены… найди свой путь.

С этими словами юношу отпустили из кабинета. Ноги сами понесли его за пределы прохладных каменных залов, через дворы и извилистые улицы, в холмы за Городом. Солнце напекало ему шею, а Йуль все брел без определенной цели, просто двигался вперед, убегая от выбора, который поставил перед ним глава университета.