обмануть. По лицам прохожих я прекрасно видел, что они не знали, но очень хорошо чувствовали, что происходит. Черная тень беспокойства была на каждом из них. Тротуары уже просохли после недавней бури и недовольные дворники убирали мусор. Где-то у кафе работники приколачивали обратно содранные ураганом таблички. Туристы недовольно качали головами — они приехали в этот город для развлечений, внезапный стамбульский ливень вымочил их дорогую одежду и сорвал их тщательно лелеемые туристические планы, целью которых было, как всегда, одно — удовольствие. Ох, эта сука, удовольствие, по тоненькому льду ведет всех страждущих оного прямиком в ад. Это шоссе ко всем грехам сразу, в основе которых лежит оно, как миленькое — удовольствие. Ох уж эти туристы, в поисках удовольствия готовых пересечь океан, лишь бы получить его: поприятнее, поэкзотичнее, повычурнее. Искать то, что удивит больше всего. То, что поразит все шесть органов чувств. Потешить свою душеньку. Попробовать то, что никогда не пробовали, провести ночь в новом отеле, где никогда не спали, испробовать там мягкость матрасов, покататься на аттракционах, посетить древние древности, сходить в зоопарк и посмотреть на диковинных животных, погреться в шезлонге на берегу моря, поплавать там, где никогда не плавали. Все они путешествуют в поисках острых ощущений. Чтобы не чувствовать, что их душа давно и глубоко мертва. Все эти развлечения — что мертвому припарки. Разве в аду, в перерывах между мучениями, эта душа вспомнит, как фотографировалась у Эйфелевой башни или ела симиты в Стамбуле? Там же будет не до этого, верно? Потому что мучения в аду идут без перерыва. Без перерыва. Целую вечность. Я опускал глаза долу и смотрел на булыжники древней мостовой, когда проходил мимо чирикающих восторженных туристов. Я не хотел походить на этих беспечных иностранцев. Бесспорно, среди них могли быть милые люди, и, конечно же, не все из них попадут в ад, что же их стричь под одну гребенку? Нет, я ни в коем разе не осуждаю их. Но я не хотел заразиться от них беспечностью. Беспечность, кто бы что ни говорил, в конечном итоге ведет ко греху. Совсем беспечными мы можем быть только в раю, где нам ничто не угрожает. Аскеза молчания, сосредоточения духа — я хотел стяжать это. Когда состояние твоего тела, изнывает ли оно от работы, жажды или голода, не играет абсолютно никакой роли, потому что всем распоряжается твоя душа. Моя душа решила, что мне сейчас нужна аскеза. Буду молчать, даже если у меня спросят, как пройти туда-то или туда-то. Во — первых, я и сам не знаю. Во-вторых — аскеза. Я шел и ноги мои постепенно начинали уставать. Но я не хотел думать об этом. Я не хотел думать, моя душа полностью контролировала процесс. Сколько я должен пройти, чтобы мои ангелы вышли со мной на связь? Где предел? Я не знал ответа на эти вопросы, я просто шел. Кофейни заманивали меня своими запахами свежесваренного кофе, мне жутко хотелось зайти и выпить хотя бы одну, одну маленькую чашечку, чашечку с наперсток, хотя бы чуть-чуть, ведь запах сводил меня, заядлого кофемана, с ума, но я шел. Булочные сбивали меня с ног запахом свежевыпеченного хлеба, но я упрямо шел вперед. Очень скоро захотелось пить, я весь вспотел. Но голос внутри запрещал мне делать остановку для перекуса. Я, было, хотел возмутиться и остановиться, не смотря ни на что. Бунтарский дух во мне оставался еще жив, мое тело не хотело страдать. Я был молод, полон сил, я не хотел знать цену страданию. Но голос внутри меня жестко сказал, что если я хотя бы на секунду остановлюсь, мы не сможем победить в этой битве, а именно в этой битве есть шанс победить зло на Земле раз и навсегда. «Но почему я?! — взвыл я. — Я же совершенно к этому не подхожу. Я же не святой. Я не герой. Я не выдержу, если не присяду хотя бы на минуту». «Потому что только ты сможешь это сделать», — настойчиво сказал голос. «Я не смогу без воды и еды, — вскричал я. Я…я просто человек! Я слаб! Я грешен! Я порочен! Я не смогу!». «Не заставляй нас разочаровываться в тебе», — строго сказал голос. И я приуныл. Я понял, что сигнала выйти на поле боя этой ночью может и не прозвучать. Что же я буду делать? Неизвестность пугала. Я не мог на 100 % знать, как идет сражение. Я мог только немного интуитивно чувствовать, в какую сторону, добра или зла качается стрелка весов. Я мог бы плюнуть на все и упасть на зеленый газон, полностью обессиленный. Но вместо этого я упрямо шел и шел по булыжной мостовой, еле передвигая ноги, каждая из них была весом с тонну. Такое ощущение, что вся моя кровь ушла в ноги, и я больше никогда не увижу их здоровыми, как прежде. Наверняка, я лишусь обеих ног, мне их просто отрежут за ненадобностью. Я чувствовал, как пульсирует моя кровь в ногах, каждая пульсация отдавалась неимоверной болью в моем мозгу. Такое ощущение, что я шел по кольям, частоколом выстроенными остриями вверх. Или по стеклам. Каждый шаг отдавался болью во всем моем теле. Я не задавал вопросы, я решил умереть во имя Бога. Умереть всегда кажется лучшим решением, потому что это гораздо проще, чем жить на планете Земля. Когда ты живешь, ты должен каждое утро начинать со сражения, и продолжать сражаться весь день, в конечном итоге во всех битвах дня ты должен победить к вечеру. Когда ты решил умереть, тебе нужно всего лишь один раз проиграть. Это легко. Жить и сражаться каждый день, начиная с нуля, начиная все заново — вот что сложно. Любить Бога, любить себя, любить и прощать людей. Культивировать в себе добро, а не ненависть. Не пропускать зло дальше себя, даже если на вас мчится темная лавина с гор, сдерживать ее собой, чтобы она не повредила родным и близким. Это сложно, нас к этому не готовили. Но мы, ребята, же не тюфяки? Слабо нам что ли, со всем этим жизненным дерьмом справиться? Отчаянье подкралось ко мне. Наверное, можно сказать, что я был под колпаком невидимого зла. Я хотел отказаться от этой миссии, потому что мое тело явно не выдерживало и начало давать сбои. Сами собой подгибались колени, начала болеть спина, да так сильно, как будто в поясницу вонзили меч по рукоятку. Я шел, сгорбившись, как старик, потому