Иногда «бунтарская» тенденция приносит обществу огромную пользу. Как указал один «скептик»: «Главный актив «бунтарей» – их несогласие. Нам не следует ни вытравливать из них этот дух с помощью образования, ни внедрять его в корпоративную культуру, ни заставлять отказываться от него, упирая на стыд. Его функция – защищать нас всех». Многие «идейные бунтари» используют свой бунтарский дух для поддержки принципов и целей, в которые они верят. Один «бунтарь» объяснял: «Мне всегда хотелось бросать вызов авторитетам. Я использую свои силы во имя добра. Я протестую против правил и порой даже нарочно нарушаю их ради других людей, к которым они были применены несправедливо». Всякий раз как я слышу о людях, идущих нетрадиционным путем (например, о первой женщине, которая пошла работать на буровую вышку), я думаю: «Ага, похоже, мы здесь имеем дело с «бунтарем».

Один «бунтарь» красноречиво выступил в защиту «бунтарства»:

Один «бунтарь», который испытывал такую же гордость за свою тенденцию, язвительно называл не-«бунтарей» «маглами».

«Бунтари» придают огромное значение аутентичности и самоопределению и хотят, чтобы их жизнь была истинным выражением их ценностей. Представители других тенденций (особенно «должники») могут испытывать громадное чувство освобождения, находясь рядом с «бунтарями», именно потому что они хорошо понимают, чего хотят, и без каких бы то ни было проблем отвергают обязательства.

«Бунтари» любят придумывать собственный, часто уникальный способ действий. Прямо перед тем как представить меня своему знакомому, моя подруга шепнула мне: «Просто чтоб ты знала – он здоровается кулаком!» Что? И действительно, когда я протянула ему руку для рукопожатия, он поднял свою, сжатую в кулак. Он не желал просто пожимать людям руки, как делают все прочие. Сын моей подруги, «бунтарь», наотрез отказывался подавать заявление в колледж, пока не изучил иностранные учебные заведения, о которых не знал никто в его окружении; а потом он с энтузиазмом подал заявление в университет, когда нашел собственный способ это сделать.

«Бунтари» часто проявляют себя лучше всего, когда нет вообще никаких ожиданий. Одна «бунтарка» рассказывала мне, что получала лучшие оценки в своей жизни в последний семестр учебы в школе, когда уже была зачислена в колледж, и в последний год учебы в колледже, когда за ней уже было зарезервировано рабочее место. Другой «бунтарь» говорил: «Я пишу книгу и собираюсь закончить всю работу прежде, чем заключать контракт на нее, потому что как только у меня появится редактор и срок сдачи, я потеряю всякое желание писать».

Я как «поборница» невероятно многому научилась, изучая свою «противоположность» – «бунтарей». «Бунтари» показали мне, что мы свободнее, чем нам кажется. Если бы я отказалась по утрам вставать раньше десяти часов, мои родственники и коллеги приспособились бы к этому решению. Если бы я решила до конца своих дней ходить в брюках для йоги и кроссовках, это сошло бы мне с рук.

Мы свободнее, чем нам кажется!

В то время как тенденция «бунтарей» имеет множество преимуществ как для самих «бунтарей», так и для мира в целом, верно также, что «бунтари» часто разочаровывают и расстраивают других (и самих себя).

Если обратиться к «бунтарю» с требованием или просьбой что-то сделать, он, скорее всего, воспротивится, и этот его инстинкт может создавать проблемы – для супругов, родителей, учителей, врачей, начальства. Чем сильнее давление, тем сильнее «бунтарь» сопротивляется. Я хохотала, когда подруга-«бунтарка» рассказала мне: «Никто не может приказать мне что-то сделать! Недавно я получила электронное письмо с текстом «Пожалуйста, прочтите» в теме – и тут же удалила его».

«Бунтари» сопротивляются почти всему, что воспринимают как попытку контроля; это могут быть даже такие простые вещи, как телефонный звонок, приглашение на вечеринку или совещание. Реакция сопротивления возникает даже тогда, когда они осознают, что их сопротивление саморазрушительно, контрпродуктивно или идет вразрез с их собственными желаниями. Одна «бунтарка» призналась мне: «От сахара меня воротит, но иногда я думаю: «А вот возьму и наемся сладкого», – потому что отказываюсь соглашаться с мыслью, что мне нельзя чего-то делать».

Другой «бунтарь» писал: «В старших классах я начал принимать риталин от синдрома дефицита внимания и гиперактивности, и мне стало гораздо легче сосредоточиваться, но я подумал: «По какому такому праву какое-то лекарство контролирует мою личность? Ты думаешь, что можешь просто запрыгнуть ко мне в рот и заставить меня лучше учиться в школе – пусть даже именно этого я и хочу?» Так что сосредоточенность у меня улучшилась, а вот оценки – нет».

Один «бунтарь», студент юридической школы, писал:

Это самоописание иллюстрирует важный парадокс: из-за своей решимости быть свободными «бунтари» могут оказаться под контролем. Этот студент специализируется в конституционном праве не потому, что оно его интересует, а для того чтобы бросить вызов внешнему ожиданию – специализации в корпоративном праве. Бунт – противоположность послушанию, но бунт – это не свобода.

Мне вспомнился этот аспект «бунтарства», когда один «бунтарь» сказал мне: «Давление оказывает на меня противоположное воздействие. Если ты попытаешься убедить меня что-то сделать, я автоматически взбунтуюсь и откажусь это делать». Он не понимал, что все равно реагирует на внешнее давление – просто в противоположном ему направлении.

«Бунтари» хотят выполнять задачи в своем собственном темпе – и если кто-то пытается их поторопить, они, вероятно, воспротивятся и будут затягивать дело еще дольше. Окружающие могут винить их в прокрастинации, но «бунтари» отлынивают от работы до последнего не по причине лени; они просто не хотят, чтобы ими помыкали. Требуя от бунтарей конкретных действий, можно лишь уменьшить вероятность того, что они будут действовать.