— Боярин, вставай! Вставай, уходить нужно! Я помогу — нам бы лишь до Оковских ворот добраться, они не заложены… Вставай, ну же!!!

— Ну, братцы, ну вы даете…

Князь Юрий Ингваревич с удивлением и, как кажется, не без восторга покачал головой. Контуженный Коловрат ответил ему скупой улыбкой, тут же сморщившись от боли — последствия взрыва, не иначе. Я же лишь чуть склонил голову, едва сохраняя равновесие — хоть и туго перебинтовал ногу, и сильный мороз вкупе с длительным контактом со льдом замедлили кровотечение, рассечение, оставленное срезнем на мое бедре, никуда не делось. А после того, как я едва ли не на себе тащил Евпатия полпути до города… Мне бы сейчас хорошенько промыть рану, да заново ее перебинтовать, дав отдых — а заодно хоть ненадолго выветрить из головы события последних часов, притупить стиснувшую сердце боль…

Но воев, пробившихся в город через Оковские ворота и объявивших, что именно они стали причиной чудовищного взрыва в татарском лагере, решил почтить своим присутствием сам князь! Каково же было его удивление, когда он узнал в ряженых половцах своего доверенного посла-боярина, и порубежника, ранее предложившего отчаянный план по сдерживанию поганых на льду Прони…

— Выжил, значит… Егор. Не чаял уже тебя и увидеть — а оно вон как сложилось…

В этот раз князь обратился уже лично ко мне, и тон его был явно не однозначным. Поняв замаскированный посыл, я поспешил ответить:

— Княже, у Ижеславца поганые оставили два тумена, не выделив темнику Бурундаю китайских мастеров осадного дела, у Пронска еще одну тьму. Это войско уже имело пороки. Но оба града выдержали осаду — и все три вражеских тумена ныне разбиты и рассеяны! Однако хан Батый о том еще не знает — и, увы, после многих битв нас осталось лишь горстка воев. Мы не могли и помыслить напасть на осадный лагерь столь скудным числом, и сжечь пороки было уже не в наших силах… Но все, что возможно, мы сделали, подорвав склад с китайским огненным зельем! Также нам повезло сжечь и запасы горючих огнесмесей… Увы, этой схватке погибли наши верные соратники, в том числе и дядя мой, Кречет — а мы с боярином и вовсе чудом остались в живых!

Коловрат коротко кивнул в поддержку моих слов — и князь неожиданно порывисто шагнул к нам, крепко обняв обоих:

— Добрые вести вы поведали мне, дюже добрые! Эх, в другое время закатил бы в вашу честь настоящий пир, а сейчас… Сейчас просите все, чего захотите, гриди мои верные!

Евпатий смущенно зарделся — и это неподдельное смущение, отразившиеся на его лице, показалось мне особенно чуждым сейчас, после всего пережитого! Однако сам я мяться не стал, попросив напрямую:

— Юрий Ингваревич, сосватай за меня княжну Пронскую Ростиславу, дочь покойного ныне Всеволода, упокой Господь его душу… Я полюбил эту девушку, и она не против пойти замуж за меня — а брат ее, Михаил, не посмеет вам отказать!

Рязанский князь даже изменился в лице, услышав мою просьбу. На секунду показалось, что он готов ответит резким отказом — но, открыв было рот, он тут же его закрыл и, нахмурившись, ненадолго задумался. Наконец, немолодой муж словно бы с удивлением покачал головой и ответил:

— Просьба достойна твоих поступков, Егор… Но что же — я сказал «проси чего хочешь», и ты попросил… Все честно. Быть посему — выживем, отобьемся, сыграем свадьбу! А ты, Евпатий, ты чего попросишь?

В этот раз Коловрат не стал запираться, неожиданно для меня прямо заявив:

— Княже, этот молодой ратник совершил на моих глазах немало чудес. Одно то, как он натравил половцев и мокшу на прочих агарян под Пронском чего стоит! Поганые сами истребили друг друга, еще имея силы взять град штурмом! А кузнецы пронские под его началом сумели построить множество больших самострелов! Так что я попрошу тебя, Юрий Ингваревич, и впредь прислушиваться его советов — много мудрого и путного посоветовал порубежник прежде, чем сюда попасть.

Юрий Ингваревич согласно кивнул, при этом рассматривая меня так, словно увидел впервые.

— Вот даже как! Ты сумел рассорить поганых?!

Я чуть помедлил с ответом, вынужденно прочистив севшее горло, после чего честно ответил:

— Я лишь предложил отпустить пленных половцев и мокшан, убедив их, что монголы на самом деле наш общий враг. Но сломил их голод, да старые обиды, взыгравшие в душе! Однако вряд ли такое возможно устроить с покоренными, воюющими под началом Батыя. Ибо в туменах, стоящих под стенами Рязани, монголов значительно больше, у них пока еще хватает еды и всех поганых манит богатая добыча, что возможно захватить в стольном граде княжества!

После недолгий раздумий князь согласно кивнул, после чего спросил:

— Боярину Евпатию я давно доверяю как одному из самых честных и верных своих людей, и если он так высоко оценил тебя — я не откажусь от его совета. Так не томи, Егор, скажи, что еще нужно сделать для нашей победы?

Я с некоторым сомнением пожал плечами:

— Мне отрадно было слышать о себе такие добрые слова — тем более от самого смелого и искусного воина из всех, кого я знаю!

При этих словах, однако, я вспомнил о совсем других воинах, не менее смелых и доблестных, но не переживших последнюю ночь… Впрочем, вины Коловрата в их гибели точно нет, боярин сражался с храбростью барса, вступившего в схватку с волками! А вот какова степень моей собственной вины в их смерти — хороший вопрос…

— Но вот так, с ходу сказать, чем нам противостоять поганым, я пока не могу. Впрочем, помочь построить стрелометы я смогу наверняка — а сделав достаточно количество их и разместив по всем башням, мы сумеем поумерить пыл расчетам вражеских пороков! Однако остановить обстрел города точно не сумеем; камнеметы наверняка разобьют участок стены между Исадскими и Ряжскими воротами. Мы можем закрыть брешь пешей дружиной, что остановит врага — без огнесмесей и китайского пламенного зелья, что мы подорвали сегодня, враг не пробьется! Разве что сумеет перетащить через ров собственные стрелометы… Однако, можно поступить и иначе.

Князь вопросительно изогнул бровь:

— И как?

— Окружить брешь сцепленными между собой телегами, с нашитыми на борта прочными досками, сделав в них небольшие щели для стрельбы. А все пространство между валом и телегами засыпать железными рогульками. Разбив стену до основания, поганые вынужденно упрутся в другую, защиту которой можно временно доверить ополченцам. Потери врага окажутся не меньшими, чем если бы они прорывали стену щитов пеших гридей — зато мы сохраним последних для будущих схваток. Собственно, в Пронске мы так и сделали…

Юрий Ингваревич после непродолжительного молчания ответил, добродушно улыбнувшись:

— Я подумаю.

И он подумал, приняв во внимание мое предложение, но сделав по-своему. Вследствие чего, в день штурма полезших через ров поганых все также встречала пешая дружина, перекрывшая «стеной щитов» брешь в городнях. А вот в тылу ее на некотором удалении был возведен «вагенбург» — или «гуляй город», кому как нравится называть укрепление из сцепленных между собой телег… Единственное что — в передвижном заграждение были оставлены проходы на случай особо сильного натиска татар и отступления гридей. Таким образом подготовленный мной и мне же порученный рубеж (ради такого дела Юрий Ингваревич выделил мне четыре сотни ополченцев из числа защитников среднего города) стал второй линией обороны. Почему не первой? Да потому, что оставь мы пролом в стене без прикрытия, то число поганых, сумевших проникнуть в град и пошедших на штурм «гуляй-города», было бы всяко больше, чем при атаке сквозь брешь, где они вынуждены биться лбом о фалангу русичей! Кроме того, противник получил бы господствующую высоту — имею в виду высоту вала, с которого наверняка бы велся сильный обстрел. И пусть защитников «вагенбурга» он бы мало беспокоил вследствие нашитых на телеги досок в человеческий рост, служащих отличным укрытием от вражеских срезней — но вот подкрепления уже точно попало бы под ливень стрел поганых. Да и в случае отступления русичам досталось бы… А так вышел и запасной рубеж обороны, и отличная стрелковая позиция для лучников княжеской дружины, после обстрела перебирающихся через ров татар отступивших к телегам.