Де Брюйн был настоящим великаном, от него так и веяло силой: сложение как у боксера-тяжеловеса, короткие каштановые волосы и необычайно очаровательная улыбка, почти как у Рассела Кроу в роли гладиатора. Кэрри не могла отвести от него глаз. «Осторожнее, Кэрри, – предупреждал ее Уарзер, – не ведись на чары, на улыбку». Впрочем, Кэрри тогда восприняла его слова скептически, особенно после ссоры у нее в квартире. «Его боятся даже властители Багдада, – говорил Уарзер. – И все молчат, не скажут ни доброго, ни худого».

Теперь Кэрри убедилась в его правоте. Байки байками, но стоило упомянуть на людях имя де Брюйна, как все мрачнели, как бы говоря взглядом: «Держись от него подальше», и меняли тему разговора. Все боялись его охраны: южноафриканцев и перуанцев. Ходили сплетни, дескать, не все безголовые, издырявленные дрелью трупы, что ежедневно объявляются в моргах – результат войны между суннитами и шиитами.

– Не стоит тебе выходить прямо на него, – сказал Уарзер, и Верджил кивнул, соглашаясь. – Это слишком опасно.

– Другого пути нет, – возразила Кэрри. Саул велел сблизиться с де Брюйном: последний раз перед смертью Лебеденко звонил ему. «Тебе предстоит пройтись по канату над пропастью, – признавал шеф, – время поджимает: Абу Назир, “Железный гром”… Делай, что можешь». Теперь все зависело от Кэрри, она знала, чего стоит такое напутствие. Знала она и то, что исполнит поручение. Вот только ни Уарзеру, ни Верджилу нельзя было говорить, кто его дал, это задание.

Еще секрет. Они жили секретами, что-то таили друг от друга и даже от самых близких людей.

– Что до рисков, – ответила Кэрри коллегам, – то мы вроде не в сказку попали.

Багдад. Война как будто поутихла, однако отчаяние все еще витало в воздухе, как пыль и песок.

«Аль-Хамра» превратился в любимое питейное заведение для иностранцев – после того, как закрыли загородный клуб «Багдад», а «Палестина» пострадала от взрыва бомбы в припаркованной рядом машине. «Аль-Хамра» располагался в Джадрийе, составляющей часть Эль-Каррады, полуострова, что большим пальцем выпирал из восточного берега Тигра, заставляя реку делать резкий поворот.

Сидя на краю бассейна, Кэрри чувствовала, как за ней наблюдает Уарзер. Она вспомнила ссору.

– Ты не пойдешь, Кэрри, я не пущу, – заявил Уарзер, когда они вернулись в ее квартиру.

– Не пустишь? – переспросила Кэрри. – Это ты говоришь мне, в моем же доме? Можешь проваливать, когда хочешь, – махнула она рукой. – Я тебя не держу, и ты меня не удержишь.

– А если он поимеет тебя как одну из своих шлюх? Напичкает наркотой? Кэрри, он барыга. «Ноль-один», героин, пушки, женщины… Что угодно, он всем занимается. И что мне, смотреть на вас?

– Не хочешь – не смотри, – отрезала она.

– Ну и кто ты после этого, Кэрри? Sharmuta? Чем ты тогда будешь лучше уличной девки? Чем?!

– Ничем. Ты это хотел услышать? Я и есть шлюха, доволен? И ради меня ты бросил жену. Ради шлюхи. Иди давай, возвращайся домой.

– А если я отпущу тебя, Кэрри? Если стану просто следить? Кто я тогда после этого? Кто?

– Сутенер. Ты – сутенер, а я – шлюха, – ответила Кэрри, спрятав лицо в ладони и опустившись на пол кухни.

Взяв след и вернувшись в Багдад из Стамбула, Кэрри была так рада вновь увидеть Уарзера, такого застенчивого, с грустным доверчивым взглядом и смущенной улыбкой. Они будто заново начали встречаться; пошли ужинать: смех, разговоры, дурная китайская еда в кафе «Свобода» и секс поздней ночью. Кэрри не могла заснуть, понимала, придется лгать Уарзеру. Он нравился ей, хоть она его и не любила. Потом, под отдаленные призывы муэдзина к утренней молитве она провалилась наконец в сон.

И ссора на следующий вечер, перед уходом в «Аль-Хамру».

– Прошу, перестань, – говорила Кэрри, одеваясь. – Это бессмысленно.

– Почему? – спросил Уарзер, подходя ближе.

– Если я не пойду, случится беда.

– Мы сами иногда причиняем беды.

– Да, но маленьким девочкам головы не отрезаем. Так что, если ты не со мной – уходи. Просто уходи и все, ладно?

На глазах у Кэрри де Брюйн, пустив в ход свои чары, обрабатывал двух клиентов. Один из них – иракец с усами а-ля Саддам, что покуривал кальян, – похоже, был большой шишкой в местном правительстве. Второй, в черной тенниске, походил на турка или, скорее, на курда.

Рядом терлись две привлекательные девушки в платьях с низким вырезом: местная, которой, кажется, сделали, пластическую операцию на нос (причем качественную), и вьетнамка – очень сексапильная. В любой момент, по сигналу де Брюйна, они готовы были повиснуть на иракце и курде.

«Он все время что-то продает. В принципе, как и все люди на свете».

Де Брюйн возглавлял «Аталаксус экзекьютив», одну из двух топовых частных военных компаний, что задержались в Ираке, тогда как американские фирмы сдали позиции. «Аталаксус» за треть цены, выставляемой американцами, импортировала в Ирак наемников из стран третьего мира: бывших спецназовцев из Южной Африки и офицеров перуанской разведки, которые оттачивали навыки на партизанах «Сияющего пути»[29]. Репутация и тактика перуанцев, кстати, заставляла вздрагивать даже закаленных моджахедов.

– …Остальное, – внушал де Брюйн мужчине в костюме, на которого Верджил еще в отеле «Ар-Рашид» повесил «жучок», – это прибыль.

Уарзер все слышал.

Вот де Брюйн встал и подошел к Кэрри.

– У вас бокал пустой, – сказал он, подливая ей столько виски, что хватило бы утопить эсминец.

– Что за сделка? Кто эти люди? – спросила Кэрри.

– Иракца зовут Мустафа Абдул-Карим, он замминистра путей сообщения. Курд – назовем его Байяр, – из ДПК[30]. Ну, будем, – сказал он, чокаясь с Кэрри.

Выпили.

– Что вы им толкаете? – спросила Кэрри.

– То же, что и всем, – ответил де Брюйн, пальцем скользнув ей по плечу и вниз, по руке. – На кону куча денег.

Он подошел вплотную, и Кэрри почувствовала аромат его лосьона после бритья (кажется, «Кортье»), смешанный с запахом виски.

– «Ноль-один»? Героин? Пушки? – шепнула она.

– И вас толкну, за верную цену, – подмигнул де Брюйн, приобняв ее за талию, сжав ягодицы и притянув к себе. У него встал.

– Как насчет украиночки? – спросила Кэрри, глядя на Дашу. Та немигающим взглядом, точно ястреб, следила за клиентами де Брюйна.

– Она человек широких взглядов: вас ей хочется не меньше моего.

Кэрри попыталась отстраниться, но он заломил ей руку и снова прижал к себе. Он был не просто гигант, у него и лапищи оказались как у горняка или боксера, только без мозолей. Свободной рукой Кэрри залепила де Брюйну пощечину.