В ту минуту мы едва не пожалели, что не остались погребены навечно внизу. Мы не видели для себя иного удела, нежели смерть от рук дикарей или жалкое существование в неволе. Да, мы могли какое-то время скрываться от них в горах или, в крайнем случае, в расселине, из которой только что выбрались, но во время долгой полярной зимы мы бы либо умерли от холода и голода, либо были обнаружены дикарями.

Дикари, полчища которых, как мы теперь видели, приплывали на плотах с южных островов, наверняка для того, чтобы сообща захватить и разграбить «Джейн Гай». Шхуна по-прежнему безмятежно стояла на якоре в бухте, и те, кто находился на борту, судя по всему, не догадывались о нависшей над ними опасности. Как же нам захотелось оказаться рядом с ними, чтобы либо помочь спастись, либо погибнуть вместе с ними, защищаясь. Мы не видели способа предупредить их, не подвергнув себя немедленной гибели, да и в этом случае надежда на то, что наша смерть принесет им хоть какую-то пользу, была весьма призрачной. Пистолетный выстрел мог известить их о том, что произошло нечто непредвиденное, но это не могло сообщить им, что их единственный шанс на спасение — тотчас сняться с якоря и уплыть прочь от этого острова, невозможно было передать им, что их уже не связывают никакие обязательства перед товарищами, потому что товарищей нет в живых. Услышав пистолетный выстрел, они не смогли бы сделать для встречи с врагом, который уже готовился к нападению, ничего больше, чем уже было сделано. Таким образом, выстрелы принесли бы не пользу, а только вред, и по зрелом размышлении мы отказались от этого.

Потом у нас появилась мысль выбежать на берег, захватить одно из каноэ, стоявших в бухте, и попытаться прорваться к судну. Но скоро стало понятно, что этот замысел обречен на неудачу. Все вокруг, как я уже говорил, буквально кишело дикарями, которые прятались в кустах и горных расселинах, чтобы их не заметили со шхуны. Прямо под нами, на единственной тропе, по которой мы могли надеяться добраться до берега в нужном месте, расположился целый отряд чернокожих воинов с Туу-Уитом во главе. Они до сих пор не напали на «Джейн Гай» лишь потому, что ждали подкрепления. Вокруг каноэ тоже копошились туземцы, безоружные, но наверняка оружие было где-то припрятано. Поэтому мы вынуждены были оставаться в своем укрытии и невольно стали молчаливыми свидетелями разыгравшейся в скором времени трагедии.

Примерно через полчаса мы увидели на южной стороне залива шестьдесят или семьдесят набитых дикарями то ли плотов, то ли плоскодонных лодок без такелажа. Оружия при себе они не имели, кроме дубинок и камней, лежавших на дне плотов. Сразу после этого еще больший отряд с таким же оружием показался с противоположной стороны. Тут же четыре каноэ наполнились стремительно выбежавшими из-за кустов туземцами и полетели к шхуне. Таким образом, быстрее, чем я написал эти строки, «Джейн Гай» оказалась окружена настоящей армией головорезов, готовых на все, чтобы захватить ее.

В том, что им это удастся, мы не сомневались ни секунды. С какой решимостью ни защищали бы судно шесть оставшихся на нем матросов, их было слишком мало, чтобы должным образом управиться с пушками и выстоять в таком неравном бою. Я даже не верил, что они вообще смогут оказать сопротивление, но в этом ошибся; они быстро развернули судно правым бортом к каноэ, которые к этому времени уже подошли на расстояние пистолетного выстрела, в то время как плоты еще находились в четверти мили от левого борта. По какой-то неизвестной мне причине, но, скорее всего, из-за волнения, охватившего наших несчастных товарищей, когда они увидели всю безнадежность своего положения, выстрел оказался неудачным. Не было сбито ни одно каноэ, не был ранен ни один туземец, картечь легла с недолетом и рикошетом перелетела через их головы. Дикари лишь были поражены неожиданным грохотом и дымом, да так, что мне на мгновение показалось, что они откажутся от своего замысла и вернутся на берег. И они, скорее всего, так бы и поступили, если бы наши товарищи продолжили пушечные выстрелы ружейной и пистолетной пальбой по каноэ, которые уже приблизились настолько, что промахнуться было невозможно, чем они хотя бы могли остановить их и успеть дать бортовой залп по плотам. Но вместо этого люди на шхуне бросились к левому борту готовиться к встрече с плотами, что позволило отряду на каноэ оправиться от паники, осмотреться и проверить, есть ли раненые.

Залп с левого борта оказался куда более удачным. Пушечные выстрелы разнесли семь или восемь плотов в щепки, убив разом человек тридцать-сорок дикарей и сбросив в воду не меньше сотни, многие из которых получили страшные ранения. Остальные, ополоумев от страха, бросились в отступление, даже не пытаясь подобрать искалеченных соплеменников, которые барахтались в воде и просили о помощи. Однако этот успех пришел слишком поздно для спасения мужественных защитников судна. Отряд, плывший на каноэ, уже был на шхуне, все полторы с лишним сотни человек. Большинство из них вскарабкались по цепям и абордажным сетям еще до того, как матросы успели поднести к орудиям запалы. Теперь ничто не могло противостоять их беспощадной ярости. В считаные секунды наших людей повалили, растоптали и буквально разорвали на части.

Увидев это, дикари на плотах справились со страхом и налетели стаей на шхуну, чтобы принять участие в разграблении. Неистовая вакханалия в пять минут превратила «Джейн Гай» в жалкое зрелище. Палубы были разбиты и взломаны, канаты, паруса и все незакрепленные предметы были уничтожены. Затем, подталкивая шхуну в корму и в бока, негодяи наконец вытолкнули ее на берег (якорная цепь соскользнула в воду еще раньше) и подтянули к Туу-Уиту, который все это время, как опытный военачальник, обозревал происходящее с наблюдательного пункта в горах, но теперь, одержав победу, спустился, чтобы разделить добычу со своими чернокожими воинами.

Когда Туу-Уит спустился на берег, мы получили возможность покинуть свое убежище и совершить вылазку на гору. Примерно в пятидесяти ярдах от выхода из нашей расселины мы обнаружили небольшой ручей, водой которого утолили терзавшую нас жажду, а рядом с ним увидели кусты с похожими на фундук плодами, какие я упоминал выше. Попробовав орехи, мы нашли их довольно вкусными и очень похожими на обычный лесной орех. Мы тут же набрали полные шапки этих плодов, отнесли их в расселину и вернулись, чтобы набрать еще. Торопливо обрывая их, мы вдруг услышали шуршание в кустах и уже хотели незаметно вернуться обратно в наше убежище, когда над зарослями медленно, точно с трудом, поднялась в воздух большая черная птица из породы выпей. Я от неожиданности замер на месте, но Питерс сохранил достаточно самообладания, чтобы броситься к ней и поймать за шею, прежде чем она успела подняться высоко. Птица отчаянно вырывалась и оглашала воздух такими громкими воплями, что мы уже подумывали отпустить ее, чтобы она не привлекла внимание дикарей, которые могли прятаться неподалеку, но удар ножом наконец заставил ее замолчать, и мы понесли добычу в расселину, поздравляя себя с тем, что теперь имеем запас пищи на неделю.

Потом мы снова вышли осмотреться и спустились довольно далеко по южному склону горы, но не встретили ничего, что могло бы послужить пищей. Поэтому, набрав сухого хворосту, пошли обратно и по дороге заметили пару отрядов туземцев, которые возвращались в деревню, отягощенные награбленным на судне, и которые, как нам показалось, могли заметить нас, проходя под горой.