А обстановка вокруг опять нервная и неприятная. Фурцева посмотрела «Доходное место» и обозвала его антисоветским спектаклем, сказала: «Те, кто не могут с нами расправиться при помощи советской драматургии, делают это руками классиков», и что она, мол, слышала, что «Три сестры»911 еще хуже, так бойтесь, я вот, мол, приду (Там же).

фильм «История Аси Клячиной» режиссера А. Михалкова-Кончаловского может быть выпущен на экраны страны лишь в том случае, если из него будут исключены ряд натуралистических, эстетически неприемлемых и оскорбляющих достоинство тружеников современной советской деревни деталей (В. Фомин. С. 15).

отдельные незначительные переделки не могут изменить идейного звучания фильма, выпуск которого на экран может нанести политический ущерб (Там же. С. 91).

о фактах вывоза из СССР за рубеж работ ряда советских художников без предъявления этих произведений таможне и органам Министерства культуры СССР в установленном порядке, об организации в зарубежных галереях выставок формалистических и модернистских работ этих художников и об использовании указанных выставок в целях антисоветской пропаганды.

Вы обвиняете нас в том, что мы своими лозунгами пытались дискредитировать КГБ, но само КГБ уже настолько себя дискредитировало, что нам нечего добавить. Состава преступления в нашем деле нет. Я абсолютно не раскаиваюсь в том, что организовал эту демонстрацию. Я считаю, что она сделала свое дело, и когда я окажусь на свободе, я опять буду организовывать демонстрации, конечно, опять с полным соблюдением законов. Я сказал все (Правосудие или расправа? : Дело о демонстрации на Пушкинской площади 22 января 1967 года. С. 136).

Во многих фильмах оказались утраченными традиции политически страстного, гражданственного кинематографа. Настораживает и отметившаяся у отдельных кинематографистов тенденция к одностороннему показу жизни. Неоправданно большое место занимают разного рода бытовые неурядицы, темные стороны жизни (цит. по: В. Фомин. С. 12).

Прочла, – 29 сентября комментирует в дневнике Раиса Орлова, – статьи Лакшина и Твардовского в «Новом мире». Когда кончала Лакшина, стало страшно. А ведь кромка тонкая, вот-вот закроют. Могут закрыть, все эти месяцы могли закрыть «Новый мир». ЭТОТ. И будет приходить чужая книжка когда-то долгожданного журнала (Знамя. 2018. № 9. С. 177).

Не было внятных оповещений, и все же с утра народное море хлынуло к Дому литераторов. Скорбная очередь начиналась с Поварской, заворачивала на Садовую, а уж оттуда – новым витком – она выходила на улицу Герцена. Последняя была перекрыта, движение было прекращено. Большой зал был набит до отказа, некуда было поставить ногу. Была очевидна непритворность общего глубокого горя, лица в печали стали красивей, одухотворенней, значительней. Если бы доступ не прекратили, этот поток не иссяк бы до вечера (Л. Зорин. С. 348–349).

ЦДЛ был переполнен и тысячи москвичей прошли мимо гроба и еще тысячи не попали. До конца траурного митинга в ЦДЛ на улице Герцена стояла огромная толпа, остановившая уличное движение, которую тщетно милицейские машины с рупорами старались уговорить разойтись. Блестящее отсутствие Федина, Леонова, Шолохова, Соболева. Не говоря уже о прямых противниках И. Г. (Кочетове, Грибачеве, Сафронове (так)), которые могли бы прийти из приличия, хотя бы. Кроме иностранных и речи Кассиля на кладбище, – ни одной достойной речи. Характерно, только иностранцы упоминали о горе близких И. Г., Любовь Михайловны и Ирины914. Почему-то не говорил ходивший в толпе с потерянным лицом Каверин или Боря Слуцкий, который вместе с художником Биргером многое сделал в закулисной организации похорон (цит. по: М. Михеев. С. 195).