Если он, разумеется, не вступил в сговор с другим соседом… или соседкой, подытожила Патриция, не называя имен.

Я признал, что у нас по-прежнему имеются основания подозревать всех жильцов. Через минуту мы остановились у нужного нам дома.

2

Нас встретила жена сторожа; она тепло пожала мне руку. Стоявшие за ней Сесилия и Иоаким Олесены приветствовали нас более сдержанно, что вполне понятно. Впрочем, я обрадовался, что они оба приехали, как обещали. Я с некоторым облегчением заметил, что Иоаким не взял с собой никакой сумки и надел обычный костюм, в котором трудно спрятать оружие. Сесилия Олесен, напротив, тщательно подготовилась к приезду: умело накрасилась и надела элегантное, пусть и несколько старомодное, платье. Покосившись на Патрицию, я заметил, что она с трудом сдерживает улыбку.

Все трое явно удивились, увидев Патрицию в инвалидной коляске, но поздоровались с ней вполне приветливо. Я представил ее как свою молодую секретаршу, Патрицию Петтерсен, и пояснил, что она временно прикована к инвалидному креслу из-за травмы, которую получила, катаясь на лыжах. Надо сказать, что Патриция тщательно продумала свою роль и подготовилась. На коленях у нее лежали дощечка, толстый блокнот и пять разноцветных ручек; она, как и подобает хорошей секретарше, тщательно записывала все, что говорилось, как только очутилась в доме номер 25 на Кребс-Гате.

Я попросил фру Хансен, Сесилию и Иоакима ждать нас внизу, а затем вкатил Патрицию в лифт, и мы поднялись на второй этаж.

Пока мы поднимались, Патриция быстро сказала:

— Скажи, что ты знаешь о ее лжи и о том, что Харальд Олесен давал ей деньги; потом спроси, может ли она что-либо добавить к своим показаниям в день убийства. Кстати, вот что очень важно — всегда ставь мое инвалидное кресло у порога, а сам вставай или садись напротив человека, которого ты допрашиваешь, по возможности наискосок от меня, — закончила она тихо, когда лифт остановился.

Я почувствовал, как меня охватывает напряжение. Я предложил Патриции дважды стучать ручкой по блокноту, когда она решит, что пора переходить в другую квартиру. Она согласилась, для проверки дважды стукнула ручкой по блокноту и улыбнулась.

Полминуты спустя мы позвонили в дверь квартиры 2А.

Сара Сундквист слегка подкрасилась и надела черное платье, которое скорее подчеркивало, чем скрывало ее бюст. Открыв дверь, она порывисто обняла меня и воскликнула, что очень рада снова видеть. Интересно, подумал я, записывает ли Патриция ее слова? Вынужден был признать, что для убийцы — если она, конечно, убийца — Сара держалась очень хладнокровно. А ведь она должна была жить в постоянном страхе разоблачения! Естественно, она пришла в замешательство, увидев Патрицию, но, когда я объяснил, что это моя секретарша, пожала Патриции руку.

— Я ездил в Сэлен и побеседовал с начальником тамошней полиции. Оказывается, кое-кто успел побывать там до меня… — начал я.

Больше мне ничего не потребовалось говорить. Маска слетела с нее, из глаз хлынули слезы. Театрально пожав плечами, Сара Сундквист развела руками и извинилась за то, что не рассказала мне о своей поездке в Сэлен. Она боялась оказаться под подозрением, если узнают о ее интересе к тому эпизоду из прошлого Харальда Олесена; до сих пор она надеялась, что ее история не откроется. После того как Ханс Андерссон рассказал ей об Оленьей Ноге, она несколько раз спрашивала о нем Харальда Олесена, но безуспешно. Ей очень хотелось бы повидать Оленью Ногу, если он еще жив! Во-первых, она обязана ему жизнью и хотела поблагодарить; во-вторых, надеялась узнать еще хотя бы что-нибудь о судьбе своих родителей. Но Харальд Олесен отказался отвечать и даже намекал на то, что Оленья Нога умер. Если же он жив, она понятия не имеет, кто он и как его зовут.

Затем я спросил, почему она умолчала о том, что шантажировала Харальда Олесена. Сара Сундквист призналась, что Олесен действительно давал ей деньги, но отрицала, что шантажировала его. Однажды, после того как она в очередной раз пришла к нему с расспросами о родителях и Оленьей Ноге, он вручил ей толстый конверт. Вернувшись домой, она вскрыла конверт и с удивлением увидела пятьдесят тысячекроновых банкнотов. На следующий день она попыталась вернуть Олесену деньги, но он попросил ее оставить их себе и забыть обо всем. Сара положила деньги в банк, но забыть о прошлом не могла. Деньги лишь усилили ее подозрение в том, что Харальду Олесену больше известно о ее родителях, чем он говорит.

Когда я спросил, не хочет ли она изменить показания относительно дня убийства, Сара смутилась и, запинаясь, ответила, что ей нечего добавить. Она несколько раз извинилась за то, что ввела меня в заблуждение — по ее словам, от отчаяния. Потом она повторила, что ей неизвестно о том, кто убил Харальда Олесена. Сама она не имеет к убийству никакого отношения. Никогда не просила у Олесена деньги, а завещание вообще потрясло ее до глубины души.

Я покосился на Патрицию; она как раз дважды постучала ручкой по блокноту. Я поблагодарил Сару и попросил временно оставаться дома и никого, кроме нас, к себе не впускать. Она сгорбилась в кресле и шепотом повторила, что не убивала Харальда Олесена. Потом пообещала никому, кроме нас, не открывать дверь. Последние слова она повторила дважды, как клятву, когда я выкатывал Патрицию на лестничную площадку.

3

— Она по-прежнему что-то скрывает, — заметила Патриция, едва мы оказались в лифте.

Я вынужден был признать, что ее слова совпадают с моим ощущением.

— Что же нам делать? — спросил я.

Патриция выглядела решительно.

— Что ж, будем надеяться, что, если она хорошенько поразмыслит в одиночестве, все еще наладится. Она явно чего-то боится. Либо того, что совершила сама, либо того, что видела. Но она так напугана и напряжена, что сейчас давить на нее нет смысла. Вначале нужно во всем получше разобраться. Надеюсь, кое-что выяснится там, куда мы сейчас направляемся.

Ее слова звучали очень убедительно. Я спросил, куда мы теперь.

— На третий этаж, — сказала Патриция и нетерпеливо нажала кнопку лифта.

В кабине лифта Патриция в своей инвалидной коляске выглядела особенно маленькой и худенькой, но ее голос был таким же звонким и уверенным, как дома, в просторной библиотеке.

— Для начала похвали его за то, что он вернулся. Потом спроси, какие чувства он испытывал, узнав о смерти Харальда Олесена. Напомни о его старом конфликте с Олесеном и предположи, что сюда он переехал из-за этого, а также намекни, что у него в квартире был не один пистолет, когда он только прибыл сюда.