что я ее убил? Нет, я не убиваю тех, кого люблю. Я не насильник, как академик Шавло.

— Нас слушают, — сказал Матя и бросил трубку. Потом тут же снял ее с рычага, чтобы было занято, если Алмазов захочет позвонить снова.

Он сходит с ума, понимал Матя, он лежит у себя, он мучается от болезни, которую ему подарила бомба — та самая, ради которой он пошел на все. «Ну что ж, каждый из нас игрок. Ты сделал слишком большую ставку, Ян… А месть Альбины… Что мы знаем о том мире?» И вдруг Матя подумал, что Альбина могла и выжить, и убежать из этого города и она скрывается где-то. Когда все кончится, он обязательно ее найдет и сделает так, чтобы она жила в уюте и покое.

И Матя улетел в Москву.

* * *

На аэродроме в Москве Матю встретил Вревский, и они поехали на Лубянку.

— Что нового? — спросил Матя, как только они остались в машине вдвоем.

— События принимают тревожный оборот, — сказал Вревский. — Сегодня немецкие танки были уже замечены в пригородах Варшавы. Правда, сопротивление поляков усиливается — похоже, они опомнились. Не знаю, успеют ли они.

— А мы?

— Я не знаю. Я ничего не знаю.

— «Иван» уехал, — сказал Матя.

— Знаю, — сказал Вревский. — Он живет сейчас в Монине, под Москвой, там есть аэродром дальней авиации.

— Но зачем? Какую роль ему отводят?

— Меня не спрашивали.

В том сумасшедшем мире Матя и Вревский доверяли друг другу более, чем иным. Но это не означало откровенности.

— Какие еще новости в Москве? Что означал вчерашний некролог о смерти наркома водного транспорта?

— Маленький нарком в самом деле умер. Никто ему не помогал умереть. Кроме вас, Шавло.

— Лучевая болезнь? — спросил Матя.

— Я не знаю, как это называется, но медики утверждают, что он получил очень большие дозы облучения, родственного рентгеновскому. Говорят, от этого умерла Мария Кюри, да?

— Она подвергалась многократному облучению в течение нескольких лет.

— Что в лоб, что по лбу, — сказал Вревский и добавил задумчиво, как бы для самого себя: — Когда это кончится, нам придется закапывать твой полигон, а то трава там не будет расти.

— Это не мой полигон, — сказал Матя.

— Не надо, товарищ академик и орденоносец. Без твоей смелой инициативы Алмазов никогда бы не пробил этот проект.

— Так сложились обстоятельства. А вы бы предпочли, чтобы бомбу сделал Гитлер?

— Ему это не по зубам.

— Американцам это по зубам.

— И пускай делают. Мне они нравятся, — вдруг сказал Вревский, чем вверг Матю в изумление.

Берия ждал их в своем кабинете.

— Я уже три раза звонил на аэродром, — сказал он сердито. — Сколько можно добираться от Филей?

— Мы ехали без сирены, — сказал Вревский.

— Помолчи, Иона, — оборвал его Берия. — Нас с Матвеем Ипполитовичем срочно ждет к себе товарищ Сталин.

— В Кремль?

— Он у себя на ближней даче, в Кунцеве. Ты, Иона, останешься за меня. Информация поступает каждую минуту, мы не знаем, что случится в мире через час. Идет большая игра.

В машине Берия вдруг вынул из кармана пакет. Служебный конверт, «Совершенно секретно».

— Прочти, — сказал он.

Матя прочел — письмо было на трех страницах, написано неразборчивым, вялым почерком ослабевшего человека. В нем докладывали наркому внутренних дел, что Матвей Ипполитович Шавло в октябре 1932 года совершил на территории академического санатория «Узкое» два убийства. Первой из жертв стала некогда изнасилованная им Полина Покровская, второй — всемирно известный физик Александрийский. В то время Главное политическое управление по инициативе гр. Ягоды покрыло преступления Шавло, так как он обещал создать во искупление своей вины атомное оружие. Во время испытаний этого оружия упомянутый Шавло сознательно заманил наркома Ежова и сопровождавших его лиц в зону опасной радиации и фактически убил их. Что, без сомнения, доказывает, что Шавло на самом деле проводил всю эту операцию по заданию немецкой и итальянской разведок. В настоящее время состояние проекта таково, что его может возглавить любой из сильных физиков-практиков, а научная и организационная ценность М. Шавло утеряна. Поэтому наша страна не потерпит никакого урона, если он подвергнется заслуженному наказанию. Была и подпись — Яна Алмазова, комиссара НКВД второго ранга, начальника Испытлага, дважды кавалера ордена Красного Знамени.

Читая, Матя не смел повернуть головы к Берии. Обратить это в шутку? Наверняка Берия уже все проверил. Матю тошнило. «Каков подлец! Ну почему я, дурак, не навестил его ни разу за болезнь, почему избегал его и убедил этим, что намерен и дальше существовать без него и даже лучше, чем при нем? Забыл о том, как все это начиналось? Понадеялся на благородство Алмазова?»

— Ну давай сюда бумагу и не дрожи, машину раскачиваешь, — сказал Берия, отбирая пакет у Шавло. Матя подчинился.

— Ну и как, на твой взгляд, сильно Алмазов болен? — спросил нарком.

— Да, — сказал Матя. И удивился, что его голос звучит обыкновенно.

— И скоро умрет? — спросил Берия.

— Я не знаю.

— Я поговорю с врачами, — сказал Берия. Машина повернула на узкое асфальтовое шоссе, ведущее в густой холодный лес. Переехали речку. Машина остановилась перед воротами.

Когда они шли по поляне к обыкновенному скучному зданию сталинской дачи, Берия вдруг сказал:

— Товарищ Сталин не очень хорошо выглядит. Не обращай на это внимания.

Это был приказ.

* * *

Сталин их ждал на застекленной веранде, выходившей в лес. На веранде было жарко, жужжали мухи.

Сталин полулежал в шезлонге, его ноги были покрыты одеялом.

На веранде было светло, и перемены, произошедшие с вождем за последние три месяца, были очевидны и разительны. Если бы Шавло не знал, что увидит именно Сталина, он бы никогда его не узнал.

В шезлонге лежал маленький усохший человек с темно-желтым лицом и редкими седыми обвисшими усами. Он был совершенно лыс, если не считать седой пряди волос, почему-то сохранившейся над левым ухом и зачесанной поперек почти черной, в язвочках лысины. Веки Сталина припухли, и он с трудом открывал глаза, всматриваясь в гостей.

— Пришли, — сказал он с облегчением. — Доехали?

Голос был тих, он с трудом прорывался сквозь жужжание мух. Сталин взял лежавший у него на коленях дешевый детский веер с изображением парашютистов и краснозвездных самолетов и принялся отмахиваться от мух.

— Очень жарко, — сообщил он, — но врач велел беречься простуды. В моем состоянии простуда опасна.

— Вы сегодня лучше выглядите, Иосиф Виссарионович, — сказал вежливо Берия.

— Я сегодня никуда не годно выгляжу, — ответил Сталин. — И вчера тоже никуда не годился. К сожалению, этот ревматизм-мевматизм так не вовремя приковал меня к месту.

Сталин