Город удивлял и подавлял одновременно. Меж зданий в два-три этажа вздымались островерхие шпили ратуш, точно елочные макушки над подлеском, а к самим домам лепились ажурные балкончики, уставленные цветочными горшками. Тротуары были узенькими – если какой горшок шлепнется, то непременно на голову, но Алесса предпочла жаться к обочине. Соревноваться с каретами, заполонившими проспект, она побоялась, хотя Перепелка держалась молодцом и не взбрыкивала. Ближе к площади Свободы зелени прибавилось, возле домов выросли скверики и цветники. Горожане здесь были одеты нарядно, и некоторые поглядывали на девушку в сельском платье, как бабы на огородный пырей: глаз мозолит, а связываться муторно. Хотелось отмочить какую-нибудь колкость, но Алесса держалась стойко и краем уха ловила чужие «городские» разговоры.

– …Тем же вечером я ее и…

– …Ваша лесть чересчур откровенна…

– …Скоро в личке остроухов больше, чем нашего брата, станет.

– Кхм, не удивлюсь. Поговаривают, Аристан…

– Тихо! Сгинула, и к лучшему. Не хватало…

– Р-р-р! Гр-рав!

– Ах, не бойтесь! Мусик безобиднее канарейки!

«Безобидного» волкодава с очаровательным бантом на лохматой шее Алесса обошла стороной. Залюбовалась зданием, более всего походившим на огромную избу, только с золочеными резными рамами и колоннадой при входе. Называлось простенько и заманчиво: «Театр». Надо же, мысленно ахнула Алесса, да он еще выше храма Триединого, чей пирамидальный купол блестит напротив! Это ж сколько там народа поместится?! К фонтану Желаний, напротив, отнеслась скептически. Ничего женственного не было в шкафоподобной Хранительнице, с головы до ног закованной в броню из белого мрамора. Одной рукой она опиралась на исполинский двуручник, а другая возлежала на загривке волка, трудами скульпторов доросшего до размера годовалого теленка.

– Липа… – невесть с чего пробормотала Алесса и монетку на удачу бросать не стала. В некотором смущении огляделась. Улицы расходились от фонтана подобно восьми лучам. Направо она и пошла, попутно лелея задетый стражником оптимизм.

Ничего, на жизнь зарабатывать умеет. В переметной сумке, упакованный в выложенную ватой шкатулку, лежит набор духов от Марты. Можно продать зелья, настоянные на Природной Магии, и оттого эффективные вдвойне. В конце концов, просто сядет в парке каком-нибудь с бумагой и угольком, а для затравки положит рядом очень даже неплохой портрет Ольвиена. Проживет!

Размечтавшись, обе – и девушка, и пантера – совсем утратили бдительность, и если бы Перепелка, всхрапнув, не дернулась, то от науми-оборотня осталась бы раскатанная по мостовой отбивная.

– Ослеп, что ль?! – рявкнула Алесса вслед задрапированному пурпурным плащом мужскому заду, возвышавшемуся над белым конским.

Всадник осадил жеребца, осанистого и здоровенного, каких знахарка отродясь не видала, медленно повернулся. Острый кончик уха с маленькой рубиновой серьгой порозовел, а миндалевидные глаза неестественного фиалкового цвета гневно сузились.

Ой! Сердце захолонуло и бухнуло в пятку. Этот точно к грубостям и панибратству не привык, равно как пятеро его спутников, которые мигом взяли знахарку в кольцо. Гнетущее молчание затянулось. В таком положении любое действие казалось заведомо неверным, поэтому Алесса ждала, когда эльфы уедут. Да-да, просто развернутся и уедут!

Знахарка и не углядела, откуда взялся мужик. Выскочил, загородив ее в вежливом полупоклоне.

– Л’лэрд, благодарю вас великодушно, что жену мою пропащую отыскали! С утра ищу-разыскиваю!

Алесса возмутилась: какая она ему, рванине, жена?!

– Она пьяна? – без нотки сарказма поинтересовался главный остроух. Похоже, его не оскорбил потрепанный вид нахального бродяжки.

– Как есть, л’лэрд! – искренне сокрушался мужик. – Неделю лудит – не просыхает! Уж и травками отпаивали, и к бабке водили, а хоть бы хны! Больная совсем! И чесотка у нее, и чумка у нее, и это… ожирение…

– Мозга? – насмешливо подсказали из свиты.

– Оно самое!

Небрежно брошенные монетки звякнули точнехонько под ногами.

– На вытрезвитель обоим. – Невозмутимый Остроух кивнул остальным. Над мостовой зависли клубы желтоватой удушливой пыли.

Оборванец повернулся, и Алесса поняла, что зря обозвала его мужиком. Скорее молодой мужчина, очень даже привлекательный, несмотря на густую щетину и размазанную по лицу грязь. Волосы у него были пепельными, а глаза – колко-серыми. Как мило! Тут науми вспомнила, что собиралась рассердиться, и уже открыла было рот, но незваный помощник опередил:

– Дурища! Не видела, кто это?!

– Хмырь болотный, собака лесная!.. Паскудная! – после некоторого молчания добавила Алесса, спуская пар.

– Точно дура! – искренне изумился бродяжка. – Это же принц Савиэль из Ветви Багряного Клена.

– Гмм… – Алесса немного остыла и на повторную «дуру» почти не обиделась. – И что бы он сделал? Убил прямо здесь?

– Будет он о тебя меч марать! Но сбежалась бы стража, отволокла тебя в тюрьму и попользовала бы всей гурьбой на полную катушку. Такой ночлег устраивает?

Алесса сглотнула.

– Ты вообще зачем мне помогал? Я просила?!

Неопределенно хмыкнув, оборванец нагнулся за разбросанными монетами: тремя серебряными полушками и двумя золотыми империалами.

– Эти сколками не бряцают, – заметил он.

– Все мне?! – Алесса растерянно глазела на монетки, упавшие в ее ладонь.

– Тебе. – Парень сердито блеснул сталью глаз и пошел восвояси, считая камни на мостовой.

Знахарка ссыпала монетки в кошель и шагнула в сторону глянувшегося красным домиком переулка, когда услышала яростное:

– Куда идешь, глупая?! Люди в «Вечном зове» останавливаются, а нелюди – в «Кабаньей голове»! Это прямо вниз по улице, дальше – направо, а там поспрашиваешь. Язык небось не худо подвешен!

Дома в квартале тесно лепились друг к другу, образуя похожие на коридоры улочки, которые ветвились неравномерно и не всегда накрест. Тогда на остром углу красовался вазон либо колодец, а то и деревянная тумба с пришпиленными объявлениями самого разнообразного содержания. Сперва Алессе показалось, будто стены домов расписаны, а то и вовсе выложены мозаикой, но, подойдя ближе, она поняла, что ошибается. Штукатурка была дешевенькой и потому охотно крошилась, но хозяева, ленясь замывать облупленные места, мазали прямо по неровному сколу. Художница склонила голову набок: халтура, конечно, но все равно издалека красиво. Да и черепица смотрится нарядно – красная, зеленая, коричневая – и в тон ей выкрашены оконные рамы и двери.

Раз за ней увязался хмырь бандитского образа, но тут Алесса не сплоховала. Оправляя поклажу, широко зевнула, «забыв» прикрыть отращенные клыки. Хмырь испарился.

К «Вечному зову» она выбралась усталая, уверенная в том, что без проводника придется туговато… И захохотала. Какой-то умник прибил рядом с вывеской деревянное сиденье от нужника. Может, посчитали, что сойдет за подкову? «Кабанья голова» отыскалась чуть ниже по улице: приземистый двухэтажный постоялый двор с корчмой и конюшней, и на вывеске действительно красовалась кабанья голова, жареная, с зажатым в пасти яблоком.