Самые откровенные призывы звучат во время чисток: в Москве в 1929 году достаточно простых плакатов на стенах коридоров, призывающих «сообщать, даже без подписи, факты из деятельности профессоров»{379}. Во время чистки в Академии наук в 1929 году, как мы помним, были устроены «специальные ящики», а вводная речь Ю. Фигатнера[111]была весьма недвусмысленной.

Тексты более общего содержания, опубликованные в центральной прессе, во всяком случае в первое время, в большей мере построены на намеках. Однако призывы и лозунги вроде «Направим рабочую самокритику против болезней в наших рядах, против расхлябнности, некультурности и пьянства»{380} или «вовлечение миллионных масс рабочего класса и крестьянства в дело выявления и ликвидации наших слабостей, наших ошибок»{381} (к выполнению этой задачи Сталин призвал во время той же кампании самокритики) оставляют мало вариантов для интерпретации.

В тридцатые годы предоставлялось множество случаев призвать массы к сотрудничеству. В 1930 году это выборы в советы, во время которых в «Поволжской правде» от 29 января «массы» призывают «учесть и выявить чуждых»: речь идет о постоянном уточнении списка лиц, лишенных гражданских прав[112]. Чистка советского аппарата, начатая в 1928–1929 годах, также проводится с помощью сигналов и доносов. На XVI съезде партии (июнь — июль 1930 года) было заявлено, что «чистка советского аппарата — есть дело не только РКИ, а всей партии, всего рабочего класса», и это обязывает «все партийные организации и каждого коммуниста оказывать всемерное содействие КК-РКИ в этой работе»{382}. Упомянутые выше высказывания Фигатнера подтверждают природу этого сотрудничества. В апреле 1932 года по случаю «Всесоюзного пятидневника смотра-проверки работы Бюро жалоб» советских людей настоятельно призывают поддержать деятельность бюро, направляя туда сигналы. Инициатива возобновляется в июне того же года во время кампании по борьбе за «революционную законность»{383}. Когда Центральный Комитет учреждает политотделы МТС[113]в январе 1933 года, он также пользуется этим случаем, чтобы напомнить, что «…от коммунистов и сочувствующих им беспартийных требуется особая бдительность для того, чтобы организовать отпор этим элементам и разгромить их вконец»{384}.

Реформа системы контроля в 1934 году (замена Центральной контрольной комиссии (ЦКК) на более послушную Комиссию партийного контроля под началом Н.И. Ежова и РКИ — на менее могущественную Комиссию советского контроля) дает новый повод подчеркнуть значение участия масс в работе этих организаций. Затем последовали многочисленные призывы к «бдительности», которые с 1935 года начинают распространяться в прессе, на плакатах и в речах. 18 января секретное письмо Центрального Комитета в связи со смертью Кирова[114]призывает коммунистов перестать проявлять «благодушие», которое считает бесполезным, и бороться против врагов социализма, проявляя «бдительность, настоящую революционную бдительность»{385}. За этим письмом 13 мая последовало другое, с приказом провести проверку партийных документов{386}, и в нем значительное место отводится сведениям, собранным посредством доносов. Кампания доносительства набирает обороты в связи с директивой Политбюро от 29 сентября 1936 года, связанной с первыми крупными Московскими процессами. В декабре 1937 года, по случаю двадцатилетия основания ЧК, газеты полны заявлений о нерушимом союзе народа и органов внутренних дел. В этих публикациях присутствуют и призывы к населению информировать эти органы.

«На протяжении двадцати лет органы ВЧК-ОГПУ-НКВД под руководством партии ведут непрестанную, успешную борьбу с врагами народа, зорко охраняя мирный труд нашей родины. Каждый честный гражданин нашей родной страны помогает НКВД выявлять врагов народа Сила НКВД в том, что его поддерживают миллионы»{387}

Впрочем, тексты центрального печатного органа чаще всего имеют именно такой характер и представляют собой скорее восхваление определенного рода поступков, чем прямой призыв их совершать.

Таким образом, кампании, призывающие советских людей к сотрудничеству, регулярно повторяются на протяжении всего исследуемого нами периода. В начале тридцатых годов они не столь напрямую политизированы, но постепенно поиск недостатков и случаев пренебрежения нуждами людей отодвигаются на второй план, чтобы сконцентрироваться на одной только необходимости разоблачать «врагов». Весьма значительное изменение, на которое мы уже обращали внимание. Переход, однако, происходит постепенно: нет резкой смены одного призыва другим. Обе темы присутствуют параллельно, даже если первая стала менее важной.

Но система поощрения доносительства не строится на одних лишь заклинаниях следовать положительным примерам. Интонация порой становится более угрожающей. Так, анализируя «уроки» «Смоленского дела», Я.А. Яковлев может писать в 1928 году:

«В связи с этим мы должны решительно изменить свое отношение к тем членам партии и сознательным рабочим, которые знают о безобразиях и молчат или недостаточно энергично выводят их на свет божий.

В одном из первомайских лозунгов было указано, что не тот рабочий исполняет свой долг, который видит безобразия и молчит. Вот этот лозунг мы должны претворить в жизнь. Мы должны спросить с каждого коммуниста, с каждого активного работника, который знал об этих безобразиях и своевременно не доводил до сведения высших партийных органов, почему он молчал. Такое молчание ни в каком случае не надо возводить в добродетель, а, наоборот бичевать и беспощадно критиковать»{388}.