– Вы в курсе последних деяний Хуана Борджиа?

– Нет, а что случилось? – Жоан весь обратился в слух. Он очень внимательно следил за всем, что касалось Хуана Борджиа.

– Кардинал Асканио Сфорца, который, как вы знаете, приходится дядей Джованни Сфорцу, мужу Лукреции, устроил вчера праздничный ужин в честь Хуана Борджиа и его победы при Остии. Во время застолья речь зашла об аннулировании брака племянника кардинала и дочери Папы под тем предлогом, что она еще девственница, несмотря на то что они уже достаточно давно женаты. Вы знаете, что супруг Лукреции отверг это обвинение и что Папа потребовал от него доказать свою мужскую силу с одной из куртизанок при свидетелях.

Дело в том, что муж отказался от подобного унижения, хотя другой его дядя, миланский диктатор Лудовико де Моро, взывал к нему совершить требуемое, дабы защитить честь семьи Сфорца. Так вот, Хуан Борджиа, который считает себя самым страстным любовником в Риме и гордится тем, что его мужской силе нет равных, повел себя нетактично и начал отпускать шутки по этому поводу за ужином.

Секретать кардинала Сфорцы, исключительно остроумный человек, выступил в защиту племянника хозяина дома, с большим изяществом, искрометно подшучивая над Хуаном Борджиа и вызывая взрывы хохота приглашенных. Папский сын продемонстрировал полное отсутствие выдумки и чувства юмора в ответ на насмешки соперника. Ни ему, ни кому-либо из присутствовавших там не удалось остановить секретаря кардинала. Все наслаждались его остроумием. В конце концов униженный на глазах у всех Хуан Борджиа, герцог Гандийский, знаменосец Ватикана и верховный главнокомандующий войсками, вынужден был покинуть дворец Сфорцы под смешки приглашенных.

– Я очень рад, – сказал Жоан, улыбаясь. – Здорово его припечатали.

– Рано радоваться, – продолжал Никколо. – Опозоренный и разъяренный, Хуан Борджиа поспешил в Ватикан. Точно неизвестно, говорил он с Папой или нет, но через некоторое время во дворец кардинала явился наш друг дон Микелетто с корпусом гвардейцев, чтобы арестовать секретаря. Кардинал заявил, что завтра же он поговорит с Папой, представит ему все необходимые извинения и инцидент будет исчерпан. Дон Микелетто ответил с вежливой улыбкой, что, без сомнения, все уладится, что кардиналу не стоит беспокоиться, но он, к сожалению, должен выполнить приказ и арестовать секретаря, а кардинал увидится с ним на следующий день, когда придет на аудиенцию к Папе. И секретаря увели.

Когда сегодня утром Асканио Сфорца явился к Александру VI со своими извинениями, его очам предстал труп секретаря. Ему сообщили, что тот был повешен накануне ночью.

– Повешен? – ужаснулся Жоан. – За то, что отпускал шутки, выпив лишнего?

Никколо утвердительно кивнул.

– Рим неприятно поражен, – сказал он. – Абсолютно все считают это наказание чрезмерным. Каталонцы ясно дают понять своим соперникам, что над Борджиа никто не смеет смеяться. Они внушают страх, и среди них есть человек, одно имя которого вызывает ужас, – это ваш друг дон Микелетто. Все понимают, что секретарь не был повешен: Микель Корелья собственными руками затянул удавку на его шее.

Жоан был потрясен жестокостью происшествия, но еще больше теми подробностями, которые он узнавал о Микеле Корелье. Тем же вечером, когда валенсиец появился в лавке, Жоан напрямик спросил его о том, что произошло накануне ночью.

– Хуан Борджиа появился в Ватикане вне себя от ярости и послал за мной и своим братом Цезарем, – принялся объяснять Микель, предварительно попросив никому не рассказывать об этом. – Александр VI уже удалился в свои покои. Цезарь хотел незамедлительно сообщить Его Святейшеству о случившемся, и секретарю Папы удалось устроить нам аудиенцию. Папа сказал, чтобы мы действовали на свое усмотрение, но при этом заявил, что никто в Риме не смеет насмехаться над верховным главнокомандующим войск Ватикана. В результате мы арестовали секретаря кардинала Сфорцы и судили его. А потом я его задушил.

– Вам не кажется чрезмерным подобное наказание? – спросил Жоан. – Подшучивание не является достаточной причиной для того, чтобы лишить человека жизни.

Микель Корелья невозмутимо оглядел его и пожал плечами.

– Может быть, мнение большинства именно таково, – немного помолчав, сказал он. – Но казнь секретаря не напрямую связана с тем, что он сделал.

– Так с чем же она тогда связана? – спросил Жоан, изумленный столь неожиданным заявлением.

– С тем, что не сделал и не получил Хуан Борджиа.

Владелец лавки уставился на дона Микелетто, пытаясь понять, что он имеет в виду.

– Если бы папский сын обладал достаточным остроумием, чтобы достойно ответить на колкости секретаря, – продолжал валенсиец, – то этот последний не был бы сейчас мертв. Если бы Хуан Борджиа был благоразумен и не вел бы себя высокомерно и неуважительно в доме кардинала, который при одних обстоятельствах был другом, а при других – недругом его отца, сегодня этот шутник не был бы мертв. И если бы герцог Гандийский был способен внушать уважение своим присутствием, секретарь не насмехался бы над ним, приглашенные не осмелились бы смеяться его шуткам и этот человек был бы сегодня жив. Если бы папским знаменосцем вместо Хуана был бы Цезарь, секретарь по-прежнему скреплял бы сургучной печатью письма кардинала.

– Так, значит, виноват во всем Хуан Борджиа.

– Нет, во всем виноват смех, – изрек Микель Корелья. – Оба вызвали его, и оба виноваты. Но командующий папскими войсками не может быть предметом шуток, даже если он спесивый и дерзкий мальчишка. А там, где присутствует страх, нет места смеху.

27

После нападения на лавку Жоан решил не оставлять Анну надолго одну, а также настоял на том, чтобы она не выходила на улицу. Он уже не прятал оружие в оружейный шкаф, и всем работникам, которые изъявили желание иметь его под рукой, предоставил такую возможность. Никколо и другие флорентийцы из чувства благодарности за кров, который он им предоставлял, оказались решающей силой в деле победы над черными людьми в масках и искренне поклялись ему в верности. Они и впредь, не задумываясь, даже ценой собственной жизни готовы были броситься на защиту синьоры и книжной лавки, которую считали бастионом своей собственной свободы.

Тем не менее после того, как Жоан узнал о случившемся с секретарем кардинала Сфорцы и услышал соображения Микеля по этому поводу, он понял, что все меры предосторожности, принятые им для защиты супруги, были недостаточными, и решил ускорить ее отъезд.

– Анна, вы должны уехать в Неаполь как можно скорее.

– К чему такая спешка?

– Вы что, хотите отдаться Хуану Борджиа?

– Да что же вы такое говорите? – воскликнула она в ужасе. – Никогда этого не будет, лучше ссылка.

– Вы стали делом чести для него. Это кажется абсурдным, тем не менее так оно и есть.

И он рассказал ей, что произошло предыдущей ночью с секретарем кардинала Сфорцы.

– Анна, этих людей ничто не остановит. Только подумайте! Такой влиятельный человек, как кардинал Сфорца! А с нами они сделают все, что захотят!