В заключение воскликнем словами святых[134]: «Сердца, сюда! Сердца, сюда! Повергнитесь к стопам святого Младенца Иисуса! Да познают все Его творения державу и крепость Его! Всё из Него, Им и к Нему (Рим. 11, 36). Ей, аминь, Господи Иисусе!»

Кто ходит в страхе Божьем, вере и любви,

тот служит Богу истинно

и право чтит Его.

Не преступает страх притвора храма (2 Пар. 3, 4),

но издали он кланяется Богу. Сетуя и каясь,

скорбит и плачет он, и в грудь себя биет (Лк. 18, 13).

Он удаляется от зла, старается о добром

(Притч. 8, 13; Пс. 33, 15; 2 Кор. 8, 21)

и обращения от мёртвых дел своих взыскует

(Исх. 30, 18; Евр. 6, 1).

С молитвой и алчбой восходит вера во святая

(Евр. 9, 2),

где, как алтарь кадильный оный (Исх. 30, 1–10),

она кропление приемлет Кровию Христовой

(Евр. 10, 19–22),

где Сам Иисус, Хлеб предложенья (Евр. 9, 2),

ей простирает дух и жизнь (Ин. 6, 51; 63),

и где всё проницающий светильник (Лев. 24, 2–4)

ей разумение всех истин открывает

(Ин. 16, 13; 1 Ин. 2, 20).

Святое же Святых любви отверсто чистой (Евр. 9, 3).

Там, глубоко во мраке (3 Цар. 8, 10–12)

изволит Бог в душе покоиться безмолвной

(Пс. 64, 2; 131, 14; 2 Кор. 6, 16).

Кто сего достигнет,

тот может Бога Самого объять и созерцать

и поклоненье воздавать Ему, подобно Херувимам

(Исх. 25, 19–21).

Вот в этом состоит богослуженье.

Кто держится сего троякого устава,

тот почитает истинно и чисто

Отца и Сына и Святого Духа.

Всё остальное – лицемерье.

Сверши сие – и будешь истинно благочестив,

и честь, и благо, и блаженство в Боге обретёшь.

§ 1 Истинное благочестие сегодня совсем неизвестно. §§ 2–5 Оно не может состоять в том, что является общим как для верующих, так и для неверующих, §§ 6–8 в чём-либо экстраординарном или §§ 9–10 в явных, ощущаемых дарах благодати. §§ 11–13 Неправильное и § 14 правильное отношение к упомянутым дарам[136].

1. Достойно всякого сожаления, что в наши последние, тёмные и развращённые времена благочестие (или богообщение, или истинное богослужение и религия – все эти слова означают одно и то же) стало совсем неизвестным и чуждым на земле. Даже для христиан, народа Божия, главное свойство и первое дело которого, согласно Писанию, быть светильником для всех других народов в мире (Мф. 5, 14–16), открывая им глаза на свет богообщения, – даже для христиан, говорю я, всё сие является столь чуждым и неизвестным, что они повсеместно отвращаются от одного только слова «богообщение»; или же, если и говорят о нём, то не имеют никакого представления о том, что именно это такое. И если некоторые из них и составляют себе какие-то понятия о благочестии, то при ближайшем рассмотрении выясняется, что эти понятия ни в малейшей степени не совпадают с сутью предмета, и что при всей видимости и соблюдении внешних форм благочестия его сила им совершенно неизвестна, а то и вовсе отвергается как обольщение и заблуждение (2 Тим. 3, 5).

Видя всё это, я счёл необходимым, по мере света и благодати, какие мне уделил Бог (Еф. 4, 7), по возможности кратко изъяснить таким христианам, в чём именно состоит та сила благочестия, о которой говорит Апостол. Если бы ныне где-нибудь нашлась община христиан, какими они были в первые три столетия по Рождестве Христовом, то можно было бы переложить труды такового изъяснения на их плечи, и я почёл бы за счастье учиться у них, читая в них, как в живых письмах, начертанных Духом Божиим (2 Кор. 3, 2–3) то, о чём я могу написать чернилами лишь очень немногое, слабое и недостаточное. Но поскольку таких общин нет, то да будет принята и сия моя малая лепта (Мк. 12, 42).

2. Если кто вознамерится составить точное понятие об истинном благочестии, или же описать подлинно благочестивого человека, то здравое рассуждение потребует, чтобы мы не делали свои выводы на основании 1) того, что может быть общего как у истинно благочестивых христиан, так и у лицемеров и у людей, далёких от Бога; 2) того, что хотя и присуще благочестивым людям, но не всем; 3) того, что хотя и присуще им всем, но не всегда. Стало быть, для определения, что есть благочестие, нам нужно искать такие качества и свойства, которые присущи только благочестивым христианам, всем им и во всякое время. Это очевидно и бесспорно. Итак, посмотрим, что следует из сказанного.

3. Во-первых, истинное благочестие не может состоять в том, что одинаково присуще как христианам, живущим в Боге, так одновременно и лицемерам и неверующим людям. Следовательно, если человек удерживается от грубых грехов и пороков, не пьянствует, не крадёт, не сквернословит, не ссорится и т. д., но проводит внешне честную, добропорядочную, нравственную, умеренную, тихую, одобряемую обществом жизнь, – это ещё не есть доказательство, что он благочестив и живёт в Боге. Более того: если у человека всё это наличествует, но ничего большего в нём нет, а при этом он считает себя благочестивым, то он лицемер и далёк от Бога.

4. Можно быть крещёным, ходить в церковь и причащаться (Мф. 22, 11); можно усердно исполнять внешние обряды и церковные установления (сами по себе вполне добрые); можно читать душеполезные книги, учиться богословию, размышлять о Боге, совершать молитвословия, поститься, давать милостыню (Лк. 18, 10–12); можно хвалить и по-своему любить благочестие и благочестивых христиан и иметь общение с ними (Мк. 6, 20; Мф. 25, 1–12); можно иметь в своей голове вполне верные представления об истине (Рим. 1, 21; 2, 17–20), уметь хорошо и пространно об этом говорить – и при всём том по сути своей быть совершенно чуждым Бога (Мф. 5, 20).