не было выбора, только продолжать понимать то, что происходит. Никакого выбора, как думал он, лишь быть в центре и выглядывать из центрального мозга, а потом заглядывать в узы тела; смотреть между тем из кругов изгибов щупалец вверху, в клетки возле открытой расщелины к тем кольцам сообщений, тесно сжатых в луковицеобразные кончики ответвлений у задней части мозга, к (тогда) тонкому повороту кончика конечности, нашедшей близлежащую конечность для присоединения или чтобы задеть сияния переборки. Он думал кусками — он не знал как, если не считать того, что куски, либо преломляясь к центру, который вряд ли еще у него был, либо стремясь двигаться каждая отдельно вдоль многосторонней ткани наклона, были им. Поэтому Имп Плюс пытался внимать, пытался думать — в этом ли дело?

Но данный фокус в своих спазмах собирания притягивал из различных расстояний лишь некоторые мембраны, не все.

И глядя иногда сквозь яркую работу мозга, он недоумевал, почему собирание взора в фокальную ось не включает все мембраны, все расстояния. Но он думал, что мозг— как тело в свою бытность, не всегда прозрачен.

Центр просил Имп Плюса ответить. Центр слышал максимальную мощность и максимальный уровень глюкозы, однако слышал и быструю активность в коре головного мозга. ВЫ БОДРСТВУЕТЕ ИМП ПЛЮС? Быстрая активность в двигательной и сенсорной зонах. КАК СЛЫШИТЕ ИМП ПЛЮС? ОТВЕТЬТЕ ИМП ПЛЮС. ВЫ ТАМ?

Он припомнил руку, глаз, ногу. Вспомнил, что помнил помнить о глазах — именно так, — сидя со своими руками и ногами, сосредоточившись на глазах, пока не произошла одна подготовка, затем один глаз, один глаз внутри, за двумя глазами, что у него были и которые он утратит. Так к нему поступил сдвиг песка на берегу от ветра в каждом шлифующем трении грани о грань, так что если он хотел, он слышал крупинки пляжа как камни, поэтому со спазмом расстояния он мог ощущать, что рядом с шумом в его одном припомненном ухе был ломтик каменистой щепки вдоль его щеки. И он знал, что может рассказать Центру о спазме не больше; чем о движении его утраченного слуха между миллиардом отдельных песчинок, каждая с шумом камня и всего шуршащего сдвига тонкой поверхности пляжа, где он лежал рядом с ногами, у которых он стоял до этого на мелководье. Но если вместо объяснения Центру он хотел засосать, толкнуть или наоборот одну из отдаленных конечностей обратно в мозг, чтобы коснуться красных вспышек, что были в конечностях прежде, то вот почему он не хотел говорить Центру.

Не потому, что он не знал, был ли Центр Хорошим Голосом или Въедливым Голосом. Не потому что Хороший Голос раньше был плохим, послав дюнного наблюдателя, чтобы следить за Имп Плюсом в последние выходные. И не потому, что Въедливый Голос был въедливым и одиноким. Въедливый Голос тогда сказал, что Имп Плюс, возможно, научиться использовать Концентрационную Цепь для общения с собой. Сейчас вдоль оси расстояния в спазме он не хотел, возле его утраченного уха было движение, и оно пошло вниз или вверх по его утраченной щеке, и, в конце концов, он увидел своими утраченными глазами, что любое движение в том месте было другой щекой, щекой Въедливого Голоса. Она открывалась и там была другая щека, которая тоже открывалась. А под ними было видно, как звук распространяется по рту во Въедливый смех вдаль и прочь от смеха женщины на пляже, но и в смех, и один на двоих. Но за расстояние, которое не было линией оси. Если ось когда-либо была линией. Но больше расстоянием, которое было формой. Но как только Имп Плюс подумал, что расстояние между смехом Въедливого Голоса и смехом женщины приняло в себя третье (что было его собственным — но тогда, не сейчас), расстояние выросло мимо трех до не менее чем четырехчастной формы, которая по-прежнему оставалась осью расстояния, потому что болевой стук, или вращение, или вновь спазмированный промежуток расстояния. Однако не совсем из-за Имп Плюса, а из него самого.

Но, хотя Въедливый Голос (который был не хорошим, но и не плохим) мог сказать, что Имп Плюс, возможно, научится разговаривать с собой по Концентрационной Цепи, у него не было времени разговаривать с собой, он должен наблюдать за тем, что происходит. Вот в чем дело, он должен наблюдать за тем, что здесь происходит.

Плот из мембраны, который, как прежде видел Имп Плюс, вышел из конечности и согнулся вокруг соединения между мозгом и телом, затем протолкнулся вверх в мозг к верхушке мозга, врос теперь непосредственно в поверхность коры головного мозга, где и лежал, поблескивая еще более яркой точкой посередине, что заставила его увидеть все глаза, которые он когда-либо видел с их маленькими яркими точками посередине. Он видел мембрану — или мембрана была видна — с концов листовидных отростков поднимающегося тела; но в то же время он видел их самих под углами, как спазмы. И, видя, что эта мембрана, которая уже перешла из тела в мозг, была мембраной глаза, он осознал, что видит посредством ее не только теперь затухающие концы листовидных отростков (некоторые из них сливали, как свет, плазму своих очертаний), но также изменяющиеся оттенки, и красное и синее мерцания, отбрасываемые потолком капсулы, которые она получала, и которые были теплом утра.

И он знал, но у него не было места, чтобы думать о том, что однажды видел эту капсулу снаружи и внутри. Не было также места и для того, чтобы держать в голове слова Хорошего Голоса: «Давай, осмотрись хорошенько, это все твое, загляни внутрь».

Не было места, разве что на то, что происходит.

Вот только то, что происходило, делало места еще меньше. Он кружил вверх и вниз, все деля и деля свое ощущение.

Он был свободен, а порой и от передач Центра.

Они были такими же, как то, где он только что был и откуда ушел. И то, что он должен был вот-вот найти — а может и нашел или нет, — было как железа света впереди, которую сложениями своего взора он видел не прямо впереди, а на траверзе, пока кружил вверх и вниз.

Он видел больше, чем использовал. Но не стал бы просить меньше. Его взоры перемещались, и было видно, как сплющивалась задняя луковица мозга, что должно было причинять боль, но не причиняло. Тем временем из и сквозь эту заднюю, сплющивающуюся луковицу он видел, что трубчатые отсеки внизу сквозь расщелину были не из него, а