В отличие от Деяний и посланий Павла в Иоанновой литературе нет ни одного ясного намека на основные обряды ранней церкви: крещение и преломление хлеба (священную общую трапезу в подражание Тайной вечери). Впрочем, это неудивительно. Четвертое Евангелие не знает пасхального ритуала: последняя трапеза Иисуса с учениками происходит не в начале 15 нисана, а сутками ранее. Единственное беглое упоминание крещения вставлено в беседу с Никодимом, где говорится о рождении верующего от воды и Духа (Ин 3:5). В Четвертом Евангелии о воде говорится как об источнике жизни, а не как о средстве очищения. Образ вкушения плоти и крови Христовой (Ин 6) также не указывает на еженедельный обряд, а символизирует духовное возрастание. Если Матфей вкладывает в уста Иисуса пару упоминаний о церкви, а в Деяниях и Павловых посланиях о ней сообщается неоднократно, у четвертого евангелиста нет ни слова об учреждении Иисусом организованной общины. Некоторые сведения есть только в Ин 21, главе, добавленной к Евангелию на позднем этапе, где Иисус назначает Петра пастырем стада (стадо же – метафора церкви). Окончательная развязка – вхождение учеников Иисуса в небесные обители – есть объект неспешного ожидания, хотя и предполагается в не слишком отдаленном будущем. 1 Ин 2:18 спокойно уверяет, что верующие живут в последний час, и уже пришли многие антихристы. Вообще во времена Иоанна эсхатологический пыл уже шел на спад. Начиналась эра послеапостольской церкви.

Подводя итоги, можно сказать, что самый заметный вклад Иоанна в развитие христианства состоит в том, что он яснее других новозаветных авторов постулировал божественность Иисуса. В синоптических евангелиях этой мысли вообще нет, а ее наличие у Павла весьма сомнительно. Иоанн не только заставляет Иисуса говорить о своем единстве – пусть и не полном соравенстве – с Отцом (Ин 10:30; 14:28), но и утверждает, что Слово, воплотившееся в Иисусе, было Богом. Слова Пролога заслуживают повторения: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог … И Слово стало плотью».

Получается, что Иисус равен Отцу, но и ниже его. Как это может быть, Иоанн не разъясняет, но его тезис спровоцировал оживленные доктринальные дебаты, которые растянулись с IV по VI века. Христологические споры отцов Церкви и на Вселенских соборах (Никейском 325 года, Халкидонском 451 года и Константинопольском 553 года) выросли на почве Четвертого Евангелия и особенно удивительного учения Пролога о том, что Иисус есть Слово, а Слово (Логос) есть Бог.

Когда мы обсуждали Новый Завет, я исходил из того, что читатели с ним знакомы. Иное дело – греческие и латинские тексты 100–325 годов, широкой аудитории известные меньше, а то и вовсе неизвестные. Если сразу приступить к исследованию развития христологии с историко-критических позиций, как сделал немецкий иезуит Алоис Грильмайер,1 это будет интересно лишь специалистам. Поэтому я решил взять более широкий ракурс и детальнее рассказать о раннехристианской литературе, ее авторах и содержании, чтобы показать контекст основных элементов христологии (учения о личности Иисуса и его роли на небе и на земле). Я буду чаще цитировать источники, чтобы читатель лучше представлял, о чем идет речь.

Тех, кто незнаком с жизнью и учением ранней церкви, адресуем к полному, хотя и отчасти устаревшему, английскому переводу всех основных текстов2. Частичная более новая библиография приведена в конце данной книги.

Чтобы подготовить почву для изучения послеапостольских отцов Церкви II века, начнем с совершенно разных богословских систем, которые отражены в двух произведениях, написанных около 100 года н. э., то есть еще до последних текстов Нового Завета. Это Дидахе ( Учение двенадцати апостолов ), созданное в последние два-три десятилетия I века, и Послание Варнавы, написанное незадолго до второго иудейского восстания против Рима (132–135 годы). Дидахе вышло из иудеохристианской среды, а Послание Варнавы – типичный языкохристианский текст.

В древности Дидахе использовалось как модель для некоторых церковных уставов: оно повлияло на Дидаскалию (III век) и Апостольские постановления (IV век). Тем не менее Евсевий Кесарийский (около 260–339 годы), знаменитый историк церкви, относит его к текстам «подложным», неканоническим ( Церковная история , 3.25.4). Сохранившийся в рукописи XI века ( Codex Hierosolymitanus ), он был открыт митрополитом Филофеем Вриеннием в 1873 году и опубликован им же в 1883 году. Греческий текст далее засвидетельствован в папирусном фрагменте IV века (P.Oxyrinchus 1782), коптском переводе III/IV века (P.Lond. Or. 9271), а также переводах латинском, эфиопском и грузинском. О Дидахе говорят как об одном из самых драгоценных литературных памятников первоначального христианства. В нем описывается инициация новых членов, основные обряды и организация церкви. Поскольку Дидахе также отражает самое раннее внебиблейское понимание Иисуса, оно очень важно для нашей темы.

Послание Варнавы едва не попало в новозаветный канон (возможно, из-за фиктивной атрибуции Варнаве, старшему коллеге апостола Павла в Антиохии, упомянутому в Деяниях апостолов). Его считали частью канона священной христианской литературы Климент и Ориген, великие александрийские авторитеты III века. Как таковое, оно попало в Синайский кодекс (IV век), древнейший из известных нам экземпляров греческой Библии. Однако впоследствии церковь стала смотреть на него скептически и отнесла к числу неканонических текстов (Евсевий, Церковная история , 3.25.4; Иероним, О знаменитых мужах , 6).

Любопытно, что Дидахе и Послание Варнавы содержат раздел о «двух путях», посвященный морали. В Дидахе 1–5 говорится о путях жизни и смерти, а в Послании Варнавы 18–21 – о путях света и тьмы. Ученые давно подозревали, а после публикации в 1951 году кумранского «Устава общины» (см. особенно 1QS 3:12–4:26) стало очевидно, что оба христианских учебника этики построены по некоему иудейскому образцу.

Дидахе и Послание Варнавы – ценные вненовозаветные источники жизни и мировоззрении ранних учеников Иисуса: в первом случае – очевидно, общин Палестины или Сирии, во втором – Египта, скорее всего Александрии (как видно из обращения к ветхозаветной аллегорезе). Они показывают два типа общин, их образ жизни и веры. Вряд ли есть необходимость добавлять, что оба текста написаны и сохранились погречески.

В Дидахе нет прямого указания ни на автора, ни на аудиторию. Этот анонимный текст доносит до нас раннюю форму христианской вести, приписывая ее двенадцати апостолам. Большая часть материала предполагает аудиторию иудейскую, а не языческую. Однако в какойто момент текст стали распространять и среди неиудеев, как ясно из вторичного названия («Учение Господа, данное народам через Двенадцать апостолов») и упоминания об идоложертвенной пище (6:3; ср. 1 Кор 8:1–12). Все остальное адаптировано для иудеохристианских общин на Святой Земле, где были также языческие города в прибрежной области, или для христиан из соседней Сирии (скажем, Антиохии, где церковь состояла из иудеохристиан и языкохристиан – см. Деян 11:19–21).